— Скажите, — сквозь слезы кричал Мик. — Скажите! Ради Бога, скажите! Объясните!
Мужчина в серой шинели покачал головой. Он не разобрал ни слова из того, что кричал этот молокосос. Он понял то, что язык был английским, но больше ничего. Мик пошел ему навстречу, не переставая чувствовать на себе взгляды мертвых. Они смотрели на него снизу вверх — своими неподвижными, остекленевшими глазами, в которых застыл беззвучный и оттого еще более невыносимый крик.
Тысячи, тысячи глаз.
Он достиг мужчины, когда тот уже расстрелял почти все патроны. Его осунувшееся лицо было мокрым от слез.
Кто-то дотронулся до его ноги. Он не желал смотреть вниз, но чья-то рука все пыталась и пыталась ухватиться за его ботинок. Он опустил глаза. Под ним лежал юноша, распростертый в форме свастики. Все его суставы были вывихнуты. Из под него высовывались ноги ребенка, окровавленные и торчавшие среди других тел, как два стебля с красными лепестками.
Он хотел отнять у мужчины револьвер, но руки юноши не отпускали его. И еще больше ему захотелось найти где-нибудь пулемет, который мог бы прекратить эту бессмысленную и мучительную агонию.
Когда Мик снова посмотрел вперед, человек в серой шинели уже поднимал револьвер.
— Джуд! — заорал он, но его вопль был заглушен выстрелом револьвера, направленного в рот мужчины.
Последнюю пулю тот оставил для себя. Его затылок лопнул, как разбитое яйцо, и, все еще держа дуло во рту, он рухнул на другие тела.
— Мы должны… — начал Мик, хотя сам не знал, к кому обращался. — Мы должны…
Что он собирался делать. Что они должны были делать в этой ситуации?
— Мы должны…
К нему подошел Джуд.
— Помочь, — сказал он.
— Да. Мы должны позвать на помощь. Мы должны…
— Пошли…
Да. Вот что нужно было сделать. Пусть из трусости, пусть под любым предлогом, но они должны были как можно скорее оставить это поле битвы с его окровавленными, протянутыми к ним руками.
— Нужно сообщить властям. Найти какой-нибудь город. Позвать на помощь…
— Священников, — сказал Мик. — Им нужны священники.
Джуд мрачно усмехнулся. Подобная мысль показалась ему совершенно абсурдной. Здесь потребовалась бы целая армия исповедников с брандспойтами, поливающими святой водой, и мощными динамиками для благословений.
Они отвернулись от этого чудовищного зрелища и, поддерживая друг друга, стали пробираться к машине.
Она оказалась занятой.
За рулем сидел Вацлав Джеловсек. Он пытался завести двигатель. Один поворот ключа! Второй. С третьего раза зажигание сработало, и из-под задних колес вырвались комья липкой, бурой грязи. Разворачивая "фольксваген", Вацлав увидел двух англичан, бегущих к автомобилю и размахивающих руками. Сейчас они ничего не значили — он не хотел быть похитителем машин, но ему нужно было выполнять свою работу. Он был судьей сегодняшнего состязания и нес ответственность за всех его участников. Один из этих героических городов уже рухнул. Он должен был сделать все возможное, чтобы не дать Пополаку последовать за своим собратом. Второго великана нужно было догнать и урезонить. Успокоить любыми словами и обещаниями. Во что бы то ни стало образумить его и не допустить второй такой же катастрофы.