– Как я понял, этот твой однополчанин уже тогда был непростым малым, а со временем у таких людей чутье только обостряется. Так что “крутить” с ним занятие малоперспективное. И если ты в нем абсолютно уверен, и повстречав, не изменишь своего мнения, то самым правильным будет, рассказать все как есть. – предложил Серый.
К тому времени, наша повозка приблизилась к преграждающей путь слегка выпуклой стене, что означало наше прибытие непосредственно к Головной Башне. Все вопросы пропускного характера были оперативно решены посыльным и вскоре мы оказались в лифте, поднимавшем нас на верхние этажи. Последний ярус занимали командные службы, представлявшие из себя средоточие исполнительной власти. Потому, прежде чем попасть в этот своеобразный мозг станции, предстояло пройти серьезную проверку, для чего меня вновь подвергли психосканированию.
С первых секунд встречи своим неугомонным характером и излучающим позитив настроем Ворван во всей полноте напомнил мне о пережитых нами “лихих временах”. Казалось, что за последние десять лет, что мы не виделись, он совсем не изменился. А ведь он намного старше меня, а потому вступал уже в преклонный для любого солдата возраст. Насколько Ворван оказался рад нашей встрече не вызывало никаких сомнений. Несмотря на богатый боевой опыт, имевшийся в его багаже, пережитое на Санктурии, похоже, не оставило его равнодушным. Но, несмотря на радушный прием, вскоре он вынужден был перейти к вопросам, на которые как комендант станции, закрыть глаза не имел права.
Начиная с корабля, до недавнего времени, явно принадлежащего пиратам. Да и помимо этого вопросов хватало. Во-первых, почему один? Почему, несмотря на всеобщее состояние полной боевой готовности, никуда не тороплюсь, вальяжно вставая на долгосрочный ремонт? А значит пришло время рассказать всю историю, которая началась с момента, когда я покинул Землю на “Молнии”.
Впервые я видел, как Ворван, изменив своему стремительному темпераменту, столь продолжительное время находиться практически без движения. Хотя несложно догадаться, что подобное явление компенсировалось бешенной умственной активностью, анализирующей каждый из открытых мною фактов. После окончания моего рассказа, повисло вполне ожидаемое молчанье, вызванное некоторым сомнением со стороны Ворвана, в чем он сразу честно признался. Хотя, как выяснилось, основной предмет его недоверия относился не к правдивости изложенных мной фактов. Ворван начал издалека, своей дипломатичностью нисколько не умаляя всей полноты расположения в мой адрес: