– Сейчас за ним присматривают двое новых врачей; болвана Оллуорти, слава богу, при дворе больше нет. Кого я только к своему мужу не подпускала: и лекарей, и знахарей, и праведников, и колдунов. Уж они его и обсматривали, и общупывали, и творили над ним кто молитвы, кто заклинания. Терпел он от них и такое, что язык не поворачивается сказать. И все тщетно! Никто не сумел возвратить его дух обратно в тело. Все это время великим утешением для меня был Бекингем, но даже он временами впадает в отчаяние – так ведь, Хамфри?
Герцог в ответ буркнул что-то невнятное, предпочитая вместо беседы хлебать поданный ему суп.
– А сын, ваше высочество? – как мог учтиво спросил Дерри. – Ваш сын, когда вы показали его королю, он как-то откликнулся?
– Вы пытаете меня своими расспросами, как аббат Уитхэмпстед, – поджала губы королева. – Когда я показывала ему ребенка, Генрих на секунду поднял глаза, и я просто уверена: он узнал нас и понял, что к нему обращаются.
В глазах Маргарет дрожали слезы, вызванные столь дерзким вопросом, и Дерри мысленно ругнул себя за опрометчивость. Прокашлявшись, он заискивающе любезным тоном сказал:
– Ваше высочество. В следующем месяце состоится заседание совета лордов, чтобы поименовать вашего сына Эдуарда королевским наследником и принцем Уэльским. Если Йорк в это вмешается, то тем самым наглядно проявит свои алчные посягательства на власть. И хотя это будет жестоким ударом, но я на это чуть ли не надеюсь, поскольку тогда все увидят истинное лицо его протектората и на что он нацелен. Те из нобилей, что все еще куражатся и отказываются узреть правду, уже не смогут ее опровергнуть.
Маргарет посмотрела на своего мужа с откровенной мукой во взоре.
– Я на это надеяться не могу, Дерри. Мой сын и без того наследник. Для него, моего маленького Эдуарда, я сносила унижение присутствия Йорка и Солсбери при родах, когда они пауками ползали вокруг моего ложа и совались под покрывала якобы удостовериться, что ребенок действительно мой! Лорду Сомерсету тогда пришлось за меня вступаться чуть ли не с кулаками, Дерри. Иногда я сожалею, что он и в самом деле не вынул клинок и не пронзил им Плантагенета прямо там, за всю его наглость и мои унижения. Так что нет, мастер Брюер. Нет! Мне невыносима сама мысль о том, что эти негодяи смеют сомневаться в праве моего сына на престолонаследие.
Ту историю Дерри слышал неоднократно. От того, через что этой женщине пришлось пройти, впору было безмолвно рдеть. Какой-то своей частью Дерри восхищался скользкой изощренностью ума Йорка – уже за само то, что ему пришло в голову измыслить, будто беременность могла оказаться подложной и дитя при рождении могли подменить. И пускай эти домыслы тогда сошли на нет, но слухи о каком-то там ином отце все равно похаживали. Шепотом называлось имя графа Сомерсета, о чем исправно докладывалось Дерри в его неустанно навостренные уши. Впрочем, зная обостренное чувство чести сухоликого аристократа, Дерри не сомневался, что это не более чем скабрезная ложь, даром что сочиненная достаточно умно.