С диким воплем Томас вновь дал шпоры Балиону, и тот прянул вперед. Бросок сопровождал глумливый смех Невилла: наперерез Томасу, отсекая дальнейший путь, пустились всадники. Впервые он обрел противников, равных ему по владению мечом. Да не просто равных, а похоже, что и превосходящих. Прорваться через их заслон ему не удавалось, а старый ублюдок все это время издевательски улюлюкал, настолько вторя уничижительности отца, что кровь плеснула Томасу в голову, застлав глаза красноватой дымкой, от которой он, казалось, покачивался, как на волнах. Где-то высоко на голове была рана и из нее сочилась кровь, которую Томас вынужден был смаргивать. Шлем был хороший, с подкладкой, но удар тяжелой палицей сделал в нем вмятину, острая кромка которой настырно скребла череп так, будто его распиливали. Дыхание через отверстия в шлеме обдавало лицо влажным жаром, скакать становилось мучительно, но Томас по-прежнему взмахивал мечом и направлял Балиона вперед, хотя тот уже ронял с удил пену и явно терял силу: бока у него обильно кровоточили от ран и ссадин.
Среди ног сражающихся рыцарей постепенно стали появляться серые топорщики. Наносимые ими увечья были ужасны: рубщики валили с ног лошадей, а вместе с ними под пронзительное, полное муки ржание падали и всадники. На земле закованные в доспехи рыцари грузно возились, частично оглушенные падением и уязвимые до тех пор, пока снова не удавалось встать на ноги. Бой сейчас перерос в хаотичную свалку, где не уступала ни одна из сторон. Воинство Перси по-прежнему превосходило неприятеля числом, но соотношение павших было явно в пользу людей Солсбери, которые сражались более умело. Личная стража Невилла была одновременно и сильна, и быстра; как видно, безукоризненно соблюдалась присяга беречь хозяина, а защищены телохранители были ничуть не хуже, чем сам Томас. Прорубаясь через размахивающих топорами кузнецов и мясников, эти люди секли их проворными наклонными ударами.
Борьба сосредоточилась вокруг ревущего, бушующего, толпящегося центра – там, где широко кричащие рты, выплеснутые вверх и падающие вниз руки. Где орудовали те, кто взращен и натаскан для этой грубой, первобытно-тяжкой работы убивать; чье дыхание и мускулы рассчитаны на то, чтобы сражаться днями напролет. Для того чтобы выстаивать под крушащими ударами, что сыпались со всех сторон в этой мясорубке, где люди с нечеловеческими усилиями замахивались и исступленно били, разрывая связки и сухожилия, с хрястом выворачивая суставы и ломая конечности – все для того, чтобы перебороть и уничтожить врага, – жизненно важны были доспехи. От них напрямую зависело, уцелеешь ты ли нет. Те, на ком подобной защиты не было, падали словно колосья под серпом жнеца, и выбеленные солнцем травы были уже примяты и разглажены погибшими и умирающими. И все это время продолжало всходить по небу солнце, равно одаривая своим теплом и светом всех без разбора. Вот уже рыцари начали дышать сухо и часто, будто птицы, и рты их под забралами были кругло раскрыты, так что зубы при ударе клацали и ломались о погнувшееся железо.