Когда он вернулся, и я увидела его подарок, я не могла в это поверить.
Эйви держал Мутта. На шеи щенка весела голубая лента. Он красивый.
– Ты его помыл, – со слезами на глазах сказала я.
– Теперь он официально твой, – он положил Мутта мне на коленки. – Я привел его в порядок, и теперь ты можешь забрать его к себе домой, в Америку.
Не могу поверить, каким чистым и пушистым он стал.
– Арг!
– Я могу забрать его домой?
– Да. Возможно, сначала какое–то время ему придется провести в карантине, но…
Я заглушила его слова поцелуем. Это самая прекрасная ночь в моей жизни.
Оставшуюся часть вечера мы разговаривали, целовались, дурачились и играли с Муттом. Но до того как мы уберем подушки и задуем свечи, нам нужно поговорить.
– Так что… полагаю, наш летний роман подходит к концу, – ляпнула я, теребя пальцами браслет на руке. Открыв застежку, я протянула ему браслет.
Эйви наклонился вперед, положив локти на согнутые коленки.
– Оставь его себе. Так ты меня не забудешь.
Как будто я могу это сделать.
– Я никогда тебя не забуду. И я понимаю, что я избалованная американская сучка…
– Эми, я сожалею. Если я еще раз тебе это скажу…
– Нет. Я избалованная, потому что хочу поддерживать с тобой связь и возможно в один прекрасный день, после того как ты вернешься из армии, мы могли бы снова быть вместе.
– Это длинная дорога. Если ты будешь встречаться с другим?
– А если ты будешь встречаться с другой? – парировала я.
Он засмеялся.
– Благодаря тебе, я многое узнал о себе.
Приглаживая мою выбившуюся прядь, он заправил ее за ухо, касаясь пальцами моего уха. Когда его пальцы заскользили вниз к ожерелью с еврейской звездой, он сказал:
– Ты действительно Божий дар.
– Нет, это ты.
Когда он наклонился ко мне для последнего поцелуя, я точно знала, что когда–нибудь в другом месте и в другое время я снова поцелуюсь с Эйви.
И в другой раз, возможно, это будет на вершине Крепости Масада.
Конец одной истории – это лишь начало другой
Я вернулась домой в Чикаго. Да, мы с папой прошли долгий путь по возвращению домой.
Я немного нервничала перед предстоящим разговором с Митчем об Эйви, но когда Джессика поведала мне, что после ночи Ravinia они начали встречаться, я почувствовала облегчение. Разумеется, я заставила их попотеть несколько часов, но потом я не выдержала и рассказала им об Эйви.
Итак, мой израильтянин–не–парень сейчас служит в армии, чтобы в дальнейшем стать коммандосом. Как только у него появляется возможность, он пишет мне, что происходит не реже одного раза в неделю. Из его писем я поняла, что пишется не О’Дейд, а Одед, а Морон на самом деле Моран (Боже, спасибо). Ду–Ду до сих пор носит свое прозвище, но, надеюсь, следующим летом все измениться.