: коротких, до середины голени, штанах из слоеной буйволовой кожи. Но на все тело и на кисбет масла не жалеют, обливаются так, чтобы взгляд соскальзывал еще почище руки.
Ну да, при большом умении за руку или шею можно хоть ненадолго схватить, ногой подбить ногу, ухватиться за низ штанины или за пояс. То-то и оно, что «за пояс»: не запретен и другой прием, с просовыванием руки за этот самый пояс в недра кисбет. А там уж за что ухватишь противника, за то и умучишь. Потому и говорят: «Когда мужчины борются – женщины плачут».
Сломанные ребра, ушибы и вывихи тоже в счет идут. На самом-то деле «умучивающими» приемами дело не ограничивается, плох тот пахлаван, который на какой-то один прием уповает. Вовсю швыряют борцы-кыркпынары друг друга оземь, коленями сверху обрушиваются, с дожимом бьют локтями. Победитель-то ведь не тот, кто упал, а тот, кто признал себя побежденным. Ох и нескоро это, как правило, случается. Полтора суток – такое лишь при Первом Османе бывало, сейчас народ измельчал… но от обеденного намаза до предвечернего иные пахлаваны и поныне выдерживают.
Из кухонной палатки принесли кувшины, бронзовый таз на треногой опоре. Перелили в него масло. Кто-то из пиратов стал рядом с черпаком на длинной ручке. Когда поединщики, обнаженные по пояс, встанут друг против друга, готовые к борьбе, он щедро окатит каждого с головы до ног, а они потом тщательно вотрут его в свою кожу и в кожу борцовских штанов.
Где хранились кисбет, Джанбал не знала, но уж две пары в пиратском хозяйстве отыскались. За ними послали Марфура: как-то так повелось, что все считали – если имеется работа, достойная слуги, то ее должен делать именно он. Хотя не слуга, тем более не раб, самый младший просто. Кажется, на всем «Псоглавце» только внуки Барбароссы к нему и относились с сочувствием, но многого ли стоит их покровительство, они ведь и сами полупленники.
А сегодня оно перестанет стоить вообще чего-либо.
Марфур уже стоял перед треножником с кисбет в правой и левой руках. Хотел было торжественно протянуть их обоим участникам предстоящей борьбы, но едва не выронил, удержал в самый последний миг. Буйволовая кожа тяжела, каждая пара весит как полная кольчуга с длинными рукавами.
Хохот.
– Эй, малыш! – выкрикивает кто-то из толпы. – Что, сам поучаствовать хочешь? Так штаны не на голову надевают, а на другое место!
Снова хохот. Марфур, ко всему прочему, эфиопчонок. Не раб, а свободнорожденный, так в Блистательной Порте тоже бывает, но лицо у него и вправду по цвету, как кисбет. Хотя сейчас это лицо скорее серое. Джанбал понимает: она на его месте, наверное, была бы бледнее бумаги.