А по утрам и вечерам Яхья-эфенди принимал посетителей. Образованные люди шли к нему за мудростью, дабы познать величие Аллаха и прикоснуться к святым тайнам. Люди попроще хотели вещей низменных: удачно пристроить замуж некрасивую дочь, отстроить сгоревшую лавку пряностей, устроиться на работу каменщика или пекаря… Яхья-эфенди не отказывал никому и никогда. Айше порой не могла понять, как святой умудряется успеть всюду, помочь каждому, объять необъятное и осуществить неосуществимое. Джанбал смеялась и говорила: «Ну так на то он и святой!», но Айше знала, что ее подруга тоже восхищается Яхьей-эфенди, великим Моллой Шахзаде, тем, кого живущие возле Бешикташа греки звали «учителем-похитителем» за то, что он крадет человеческие сердца, забирает себе любовь и расположение. Только это и брал Яхья-эфенди за свои труды, а остальное ему было не нужно.
И горько было Айше, что Кануни Сулейман отвернулся от того, кого раньше звал старшим братом – агабеем. Иблис затуманил султанский разум, нечистый заставил султана разозлиться от правды, отойти от света и повернуться к тени, нечистый, и никто иной… А раз так, то святым не место рядом с тем, кому в оба уха шепчет советы злокозненный иблис. И раз султана не спасти, то Яхья-эфенди отправился спасать тех, кого мог. Благо даже иблис не сумел уговорить Сулеймана Великолепного возжаждать крови своего молочного брата.
Достаточно ему уже было крови султанских детей.
И поселился Яхья-эфенди в Бешикташе, собирая щедрые пожертвования от богатых людей, но не накапливая их, а раздавая. Ибо сказал Пророк (мир ему!): «Когда умрет человеческое дитя, прервутся его деяния, кроме трех: действующей милостыни или знания, которым пользуются, или праведного потомка, молящегося за него». Что ж, за Яхью-эфенди есть кому молиться, да и знаний он вложил в головы правоверным столько, сколько не в каждой библиотеке сыщешь. В школах, построенных им, бесплатно обучались дети живущих здесь мусульман. Что же до вакха, то есть добрых дел, постоянно приносящих мусульманам пользу, то немало колодцев вырыто было на деньги, которые собрал Яхья-эфенди, и немало домов выстроил Яхья-эфенди для бедняков, а уж об обычной милостыне и говорить нечего – без счета раздавал ее Молла Шахзаде! И никто из посетителей не уходил от него обездоленным, а если проситель приплывал к Яхье-эфенди с другого берега Босфора, то святой обязательно оплачивал услуги лодочника.
Хюррем-хасеки знала, что делала, когда отправляла к Яхье-эфенди дочь шахзаде Мустафы и ее подругу… нет, поправила себя Айше, не так. Свою внучку и ту, кого эта самая внучка поклялась оберегать. А иначе (Айше была свято уверена в этом, уверена так же, как в том, что день сменяет ночь и что так будет до Судного дня) – о, иначе проклятая роксоланка давно бы уже сжила со света и Айше, и любую другую девицу, осмелившуюся заступиться за дочь шахзаде Мустафы.