или перс с
салуки, которых держат не в псарне, а возле своего ложа… Ты, опытный человек, скажи мне, это правда?
– Правда, – угрюмо ответил Аджарат. – На что они только жили в столице…
– Были у них деньги. А начни заканчиваться, я бы подкинула… тайно, окольным путем, им самим никогда бы не вычислить… Но до того не дошло. Днем Пардино там взаперти сидел, тише мышки, он умеет, а вечером они гуляли с ним по пустырю. И вот… не знаю даже, как сказать… Оплошала я. То есть мой человек оплошал. Я опасалась их совсем уж без присмотра оставлять, мало ли что… А две недели назад этот мой человек под утро приползает весь окровавленный и, не распрямляясь, мне в ноги: прости, мол, госпожа, оплошал! Да не вскакивай ты и зрачками не сверкай, синеглазый, с твоей дочкой… дочками, наверное, все в порядке, только искать тебе их теперь придется самому. Шел этот мой доверенный слуга за ними в сумраке, шел, да и не заметил, что рысь уже не впереди, с девчонками, но позади, за его спиной. А миг спустя – на его спине. Он заорал, конечно… Выдал себя…
– Чего-то ты недоговариваешь, дочь султана. – Аджарат, вопреки предложению, не перестал сверкать глазами и не сел. Он сейчас весь был как натянутая тетива. – Мало ли кто по вечернему Истанбулу может красться: вор, несостоявшийся грабитель… Если его рысь сумела перехватить, то и хорошо. Не пустится из-за этого моя… мои дочери в бега.
– О, ты, кажется, и вправду сейчас зарубишь меня, Георгий-змеюкоборец… – Женщина покачала головой. – За что? За то, что я не дала погибнуть своим племянницам, родной и… более дальней? Или за то, что, спасая их, не сумела все предусмотреть? А может, за то, что мой доверенный слуга был палатным евнухом, но не воином вроде тебя?
– Евнухом?
– Им самым. Зато уж верен только мне, а не… еще кому-нибудь из семьи султана. Человек он тертый и опытный, если нужно кого проследить на городских улицах или подслушать разговор в кофейне, в этом у него до сих пор осечек не было. Но вот как прижал его к земле зверь, как подскочили к нему хозяева, то есть хозяйки зверя… как сверкнул у одной из них в руках кинжал… очень знакомый нам с тобой кинжал… В общем, тут мой человечек и раскололся. До того самого места, которого у него нет. Начал кричать, что он человек Михримах-султан, что его поэтому убивать нельзя… грозил страшными карами… Многого не раскрыл: сам-то знал довольно мало, не дура я, чтобы ему подробности сообщать. Но, как видно, этого оказалось достаточно, чтобы спугнуть. Наутро уже не было их в караван-сарае.
Аджарат поиграл желваками. Но сказать ему было нечего: мало кто на месте Михримах действовал бы более разумно и милосердно.