Работник священника Мурэшану Иеротей въехал во двор трактира еще затемно. Он распряг горячих лошадок, завел их на конюшню, положил в ясли по охапке сена и, набросив им на спины расшитые красным узором попоны, вышел во двор. В гулкой ночной тишине слышались только вздохи лошадей в конюшне да храп возчиков, которые спали в телегах, завернувшись в бараньи тулупы. Иеротей набросил на широкие плечи мохнатый кожух и, сев на край брички, принялся скручивать цигарку. Апрельские ночи в горах были куда как свежи. Но Иеротею не было холодно, и он, затушив окурок, решился было вздремнуть, но сон все не шел. Ворочаясь под кожухом, он едва дождался рассвета. На заре напоил лошадей, подложил им в ясли остатки сена и, увидев служанку, открывавшую окно на кухне в трактире, нетерпеливо закричал:
— Эй, эй! Слышь, дорогуша! Господа проснулись?
Служанка ничего не ответила. Ее растрепанная голова и опухшее после сна лицо тут же исчезло в окне. Но вскоре она вышла во двор, чтобы открыть курятник.
— Господа проснулись, слышь, соседка? — снова спросил Иеротей.
— Дурак! — сердито отрезала служанка. — В такую рань они не встают!
— А стаканчик ракии мог бы я получить?
— Буфетчица еще не подымалась, — проговорила служанка и выпустила на волю кур, которые, клохча, тут же заполонили весь двор и принялись копаться в остатках сена и в навозе под телегами.
— Могла бы и ты поднести стаканчик, ведь не задаром прошу, — повторил просьбу Иеротей.
Служанка сердито взглянула на него и промолчала, сочтя, что этот мужик лет сорока с лишним, с седеющими усами и лицом, изборожденным глубокими морщинами, ведет себя чересчур нахально.
— Не сердись, — примирительно заговорил Иеротей, — не можешь — не надо, подождем, когда проснется буфетчица. Ты вот что мне скажи: наш-то домнишор приехал?
— Какой такой домнишор? — нахмурила брови служанка.
— Домнул «минарист», сынок попа из Вэлень. Я за ним приехал.
Девушка вдруг с любопытством поглядела на Иеротея.
— А ты из Вэлень?
— Было б хорошо, если бы не так, да вот нет, — обстоятельно ответил Иеротей и, заметив знакомую коляску, добавил: — А эта вроде бы нашего письмоводителя.
— Да, домнула Родяна. А правда, что он за неделю двадцать килограммов золота добыл?
— Кто?
— Домнул письмоводитель.