Возвращая открытки, Василе спросил сестер изменившимся голосом:
— А вы что скажете об этой девушке?
— Мы?
— Да.
— А у тебя что, есть особое мнение об Эленуце? — засмеялась старшая сестра Анастасия.
— Возможно, — улыбнулся Василе.
Младшая сестра, Мариоара, приставив большие пальцы рук к ушам и медленно помахивая ладонями, забубнила:
— Осел, осел, осел!
Семинарист вспыхнул, растерялся и тут же рассердился:
— Серьезному человеку нельзя с вами разговаривать. Особенно с тобой, Мариоара.
— А разве речь идет о чем-нибудь серьезном, братец? — спросила Мариоара, вплотную придвигаясь к Василе и лукаво поглядывая на него.
— Ты просто невыносима! — отстранил ее брат.
— Возможно. Но ты напрасно думаешь об Эленуце.
Мариоара, раскачиваясь, прошлась по комнате и неожиданно пропела:
Поздно очень, поздно очень,
Сердце пусто, между прочим.
— Говорят, на этих днях, на пасху, состоится ее помолвка с одним адвокатом, — пояснила Анастасия. Но, желая утешить брата, тут же добавила — Это еще не наверняка, ведь даже имени его никто не знает.
— По мне, пусть себе выходит за кого хочет, — проговорил Василе, темнея лицом.
Он встал, взял свою шляпу и вышел. С той минуты он ни с кем не заговаривал о домнишоаре Родян, но втайне ожидал ее приезда. Возможно, поэтому ему и не сиделось на месте, и он блуждал по селу как неприкаянный.
Однако дома Василе выглядел, как всегда, спокойным и рассказывал всякие смешные случаи из семинарской жизни. Отец Мурэшану был чрезвычайно весел. Прихожане почти все уже исповедались, и кое-кто из них почествовал священника золотой монетой в десять крон. А богатый крестьянин Василе Корнян положил на тарелку целых двадцать. Даже самая бедная женщина не оставила после исповеди меньше кроны. Так что денежки собрались немалые, и была еще надежда на праздники, на причастие. Вот священник и был в наилучшем расположении духа. Василе давно не помнил его таким веселым. Сколь ни презирали бы мы деньги в возвышенные часы нашей жизни, когда душа у нас парит в заоблачных высях, но лишь этот презренный металл дает нам уверенность в сегодняшнем и завтрашнем дне. Отец Мурэшану не был жаден до богатства, но с приближением праздников и у него хватало расходов на платья и шляпки для дочерей и попадьи. Девицы были уже взрослые, и вполне могло случиться, что в дверь постучится гость с самыми серьезными намерениями. Так что перед праздниками священник оставался почти без гроша. Зато теперь он вновь обрел уверенность, был весел, и это веселье добросердечного человека действовало заразительно на окружающих.