– Я не допускал, он сам туда залез, а что ему там понадобилось – ума не приложу, – сказал Сырец, отважившись выложить участковому правду. На бланке он прочитал: «Объяснение». Объяснение – это еще не протокол допроса. Еще есть время, чтобы объяснить ситуацию иначе, чем кому-то хотелось бы.
– Это халатность, – сухо отчеканил Коренев, – вам придется наведаться к следователю. Вы ведь ранее судимы, Сырец?
От казенного тона, от чеканного слога, от сурового «Сырец», произнесенного милицейским натасканным языком, у Володи тоскливо заныло сердце. Ему сразу вспомнилась тюремная пекарня, мигом всплыли в памяти серые лица заключенных, откуда-то повеяло северной стужей, а в душе вскипел вечный снег. От колонии в памяти остался сплошной снег и ледяной холод в сердце.
– Да, было дело, – кивнул Сырец, – по молодости, по глупости залетел. Сто восьмая, «хулиганка», ничего серьезного.
Он еще надеялся увильнуть от ответственности, но ему не удалось.
– Часть третья, ведь так? – сказал Коренев. – В группе и по сговору?
Сырец кивнул, да, участковый отлично подготовился к встрече. Тщательно изучил судимость Сырца, наизусть помнит части и пункты статьи, наверное, уже поинтересовался, в какой из колоний Сырец отбывал срок. Да в северной, в северной, целых три долгих года там отмотал.
– Так-так, – раздражаясь, сказал Сырец, – но вы не забывайте, я сам пришел к судье, меня не подавали во всесоюзный розыск. Не успели.
Он присел на ящик, а второй подсунул лейтенанту, но тот отмахнулся. Сырец поежился, его знобило. В цехе было холодно, совсем как в той ледяной колонии. «Нужно срочно чем-то заинтересовать его, но чем? Он же честный. Это хуже всего. В моей ситуации трудно выбирать, скорее всего, мне придется обороняться от него. Не получится с обороной – пойду напролом. Иначе упущу время», – подумал Сырец и приступил к обороне.
– Товарищ лейтенант, этот жмурик, – он мотнул головой в сторону трупа, – сам туда залез, он частенько в чан залезал. Поставит лестницу, зачерпнет ковшичек и пьет один за другим, и так весь день, пока не заметят и не снимут оттуда готовеньким. У него хобби было такое. Понимаете, товарищ лейтенант?
Кажется, Коренев не понимал, он подозрительно молчал, и, не глядя на Сырца, продолжал писать на планшете аккуратным мелким почерком. Изредка планшет сползал с колена, но Коренев упрямо подтыкал его обратно.
– Товарищ лейтенант, а каквас звать? – приторно-вежливым голосом спросил Сырец. Коренев вздохнул. Ему не хотелось лишний раз объяснять, что к нему граждане обычно обращаются по фамилии и с приставкой «товарищ». Имен в милиции нет. Их отменили в семнадцатом году.