Статья для «Общего дела» до сих пор не переписана. Да и что в ней толку? Лучшая идея — направить обращение в адрес Генуэзской конференции. возможно, там она станет достоянием гласности мировой общественности.
Три дня назад, вечером, подвергся нападению возле дома. Злоумышленников не заметил: напали сзади, было темно, удар по голове чудесным образом не отправил меня к праотцам, — его, видимо, смягчила фетровая шляпа. Пришел в себя на рассвете. Украдены деньги. В комнате произведен форменный погром. Более всего жалею теплое пальто, купленное загодя на распродаже... Сильные головные боли. Мысли путаются...
Не могу находиться дома: кажется, головная боль, усиливается, становится нестерпимой. Весь день брожу без цели и устали по Парижу. И только мысль: два состояния осталось мне переживать в старости — одинокую нищету и позор. Позор оттого, что ношу ту же фамилию, что Леонид Шабеко, о котором, как о крупном коммерсанте, пишут с уважением даже французские газеты... Человек за слою короткую жизнь проживает несколько жизней. Зачем? Ведь каждая — это сумасшествие... Еда — это хлеб... Дождь — холод... Духовная пустота — страдание. О боже! За что?..
Под дождем ночами ходят люди... Люди-чудаки... По городу бродят, чудаки... Реклама. Повсюду реклама. Она как солнце... Скоро наступит день, когда солнце погаснет. Останется реклама. Она заменит людям газеты, книги. И слова... Люда перестанут здороваться, говорить друг с другом... Если квадрат сжимать со всех сторон, получится круг. А если раздувать круг, накачивая его? Водородом либо гелием?.. Обре-ме-ни-тель-но. Все? Все! Все мне обременительно. Ab ovo... ovo... Abovo... Ab ovo![44]История как наука не имеет абсолютно никакого смысла...
Где я? Что со мной? Сплю я или тяжело болен?.. И почему так болит голова?.. Надо идти? Или позвать людей на помощь? А если я уже мертв? И это кружится надо мной, опускаясь, потолок склепа... Да, мы все уже давно мертвецы.
Смилуйся, боже! Сохрани мне ясность хоть на пятнадцать, хоть на десять минут...
Человек может жить без еды, питья, без одежды. Оказывается, человек может жить и без родины — бесправным рабом. Его можно купить, как вещь. И заставить даже убивать себе подобных. Но пока человек способен думать, он остается человеком. Если человек теряет и это — жить не стоит...»
Утром, привлеченный сильным запахом газа, сосед русского чудака, студент-алжирец, вызвал консьержа, и вдвоем они взломали дверь.
Казалось, профессор Шабеко спит в кресле у стола. Перед ним лежал раскрытый дневник, а поверх — записка большими неровными, точно подпрыгивающими буквами. «Господа Врангели, Милюковы, Марковы, Романовы! Ухожу от вашей бездарности» — было написано там по-русски и по-французски.