Председательствующий объявляет заседание суда оконченным.
Приговор производит сенсацию: никто из присутствующих не ждал столь сурового наказания. Собравшиеся уверены, что при пересмотре дела в кассационной инстанции приговор будет смягчен. Высказывались мнения большинства: думали, ну, дадут год тюрьмы и тут же выпустят — ведь 14 месяцев просидела Плевицкая за решеткой... Ну, максимум, что ожидает актрису, чья вина так и не доказана, три-пять лет. Ведь ей уже 52 года. Изумленными казались даже адвокаты госпожи Миллер, свидетели, журналисты...
Обращает на себя внимание один из присяжных. Он сидит четвертым с края — человек с пышными гэльскими усами, выпученными рачьими глазами, лицо его выражает непреклонную злобу. Неизвестный резко и шумно оттолкнул стул, повысил голос, обращаясь к адвокату. Именно его поведение, по общему мнению, и вызвало прецедент для кассации. Входя в зал, господин сделал заявление журналистам и сообщил, как проходило голосование присяжных, что строжайше запрещается судебной процедурой...
Парижские газеты оживленно обсуждали слишком суровый приговор, по-разному объясняя его. Прежде всего все ссылались (как и подобает органам различных политических партий) на ряд важных государственных соображений, из которых на первое место все ставили перелом в общественном мнении и веру во франко-советский пакт; во-вторых, заметно ухудшается отношение к иностранцам вообще (французам надоели заговоры, сведение эмигрантских счетов и политические преступления на их земле); и наконец, факт, что все присяжные по воле случая оказались людьми крайне правых взглядов.
К адвокатам ни у кого не могло быть никаких претензий. Филоненко, казалось, сделал все, чтобы облегчить участь своей подзащитной. Что касается Стрельникова, то сам факт его появления на процессе представлялся многим несколько загадочном. Лишь перед процессом Плевицкая внезапно заявила, что хочет иметь второго адвоката и им будет не кто иной как Стрельников. Адвокат, по общему признанию, не понравился ни публике, ни присяжным. Он не столько защищал подсудимую, сколько выгораживал французскую полицию, запутывал «Гаврский след» и старался всячески опорочить военные круги русской эмиграции.
Из зала суда Плевицкая вышла спокойная, словно окаменевшая. Отворачивая лицо и не отвечая на вопросы журналистов, она, не убыстряя размашистого шага, добралась до полицейской кареты и, не оглядываясь, поднялась внутрь.
Возвратясь в тюремную камеру, Надежда Васильевна поужинала и легла спать. Двум женщинам из уголовных (первые «подсадные утки» были к этому времени заменены, так как не смогли выведать ничего, представляющего хоть какой-то интерес для полиции) приказали не спускать глаз с русской, боялись ее самоубийства.