Андрей, полный презрения к себе, озверясь, обругал ее грязными словами. Он едва сдержался, чтобы не ударить или оттолкнуть ее, понимая, что ломает эту последнюю соломинку, которую протянула ему судьба. Жанетта издевательски рассмеялась ему в лицо и погрозила сухим, крепким кулаком. Но кофе принесла и сделала вид, что нисколько не обиделась. Они пили кофе. Андрей мрачно думал о том, как жалко он начал свою жизнь в Париже. На самом дне. Ниже некуда, хуже не придумаешь. Чем заниматься? Присоединиться к тем, кто роется в помойках и живет под парижскими мостами? Можно остаться и под одеялом добросердечной Жанетты, вытравив из себя последние капли порядочности. Ждать чуда? Но ведь чудес не бывает! А скорей всего будет срыв и он вновь окажется на улице. Один — с теми же проблемами, которые придется срочно решать...
Он уже ждал начала скандала и ошибся, потому что не понимал психологию простых людей.
Они мирно, молча пили горячий кофе. Потом она убрала посуду с ящика, служащего ей столом, и поинтересовалась, что умеет делать ее знакомый — кроме как спать с такой тряпкой, как она. Андрею захотелось как-то выразить Жанетте свою признательность и отблагодарить за ту малость, что она сделала для него. Совсем чужая, она в эти минуты оказалась единственной, кому он был интересен.
Белопольский внезапно начал рассказывать о себе. Но лишь о последних годах жизни, проведенных уже вне армии. Он точно исповедовался, не скрывая ничего — ни дурного, ни стыдного, сделанного им и выстраданного нм от других. Подобное случилось впервые в его жизни.
Чутьем опытной, пожившей женщины, прошедшей, надо полагать, огонь, воду и медные трубы, Жанетта слушала его. Ах, как жалко ей было этого молодого русского, который исповедывался перед ней! Ей искренне хотелось помочь ему.
Она прервала Андрея: хватит, и так наболтал такое, что и от себя предпочитал утаивать, не вспоминать. Вернув его к действительности, Жанетта посоветовала отправиться на вокзал — ему наверняка удастся поработать возле прибывающих поездов на подвозке вещей, а если уж не повезет, дождаться позднего вечера на городском рынке: там для целого мира таких, как он, работа найдется, и, не брезгуя, можно с пользой потрудиться ночку...
На гигантском городе-рынке, жившем, можно сказать, круглосуточно, Белопольского приняли охотно и равнодушно. В артели грузчиков ему дали железный крючок и до утра он таскал и волочил увесистые тюки с капустой. А на следующую ночь был картофель. Затем — лук, тяжелые алые яблоки, еще какие-то овощи. К рыбе, мясу и дичи его допустили не сразу — лишь на вторую неделю, желая приглядеться к новичку, и, вероятно, определить не столько его человеческие качества, сколько трудолюбие, временный или постоянный он здесь человек...