– Значит, ты покупаешь виноградник? – Она переменила тему разговора.
– Да. Это солидный бизнес, а почва здесь превосходная.
– Как тебе удалось уговорить Кристофа? Ему больше подходит бороться с медведями, а не вести переговоры.
– Это у него такая маска. Он один из тех людей, которые доказывают свою основательность грубостью и угрюмостью.
Пепе произнес это насмешливо и едва не проговорился, что чуть не сказал французу, чтобы тот забыл о продаже, настолько его привело в ярость пренебрежение Кристофа к состоянию Кары. Если бы не доброжелательность его жены Симоны, которая совсем на него не походила и упрекнула мужа в черствости, он вообще отказался бы осматривать виноградник.
Пепе привык иметь дела с подобным мачо – в конце концов, он сицилиец. Впервые ему не захотелось выглядеть таким же «крутым». У него достаточно сил и власти, так что ему ни к чему соперничать с ними и бить себя в грудь, доказывая свое лидерство и превосходство.
Пальцы крепче сжали руль, когда он вспомнил, как у него защемило в груди при виде страданий Кары. Обычно он не придавал значения недомоганиям. Люди болели, потом, как правило, выздоравливали. Такова проза жизни.
Беременность тоже проза жизни. И морская болезнь тоже. Страдания Кары не должны чрезмерно его волновать.
Но… волновали. Он призвал на помощь всю силу воли, чтобы не положить ладонь ей на бедро… просто чтобы ободрить. Правда, он не был уверен, сделай он это, что она не хлопнет его по руке.
– Ты не будешь предварительно обговаривать сделку с Лукой? – Голос Кары с мягким ирландским выговором нарушил его размышления.
– Нет. Это область моих интересов – дела вне Сицилии веду я.
– Я-то думала, что за все отвечает Лука.
– С чего ты взяла? Потому что он – старший брат?
– Нет. Потому что он более уравновешенный и надежный. Твоего брата можно бояться, но он, по крайней мере, соблюдает внешние приличия и думает головой, а не только половым органом.
Пепе с такой силой сжал руль, что, казалось, костяшки на пальцах вот-вот разорвут ему кожу.
– Ты нарочно провоцируешь спор?
– Да.
– Зачем?
– Затем, что мне не нравится, когда ты добр со мной.
– Неужели то, что я везу тебя домой, делает меня добрым?
– По сравнению с тем полетом в твоей консервной банке – да, делает. Кстати, ты везешь меня не домой. Ты везешь меня в твой дом.
– Мой дом – это твой дом до рождения ребенка, – уточнил он, борясь с желанием остановиться, выкинуть ее из машины и предложить пешком добираться до Парижа.
Невыносимая, неблагодарная женщина.
И невероятно сексуальная. Кара Делейни сексуальна, как сам грех, а уик-энд шестнадцать недель назад – лучший уик-энд в его жизни.