Но что бы это значило? Настойчивый призывной благовест доносился только из собора девы Марии; другой же большой храм, стоящий напротив, неодобрительно молчал.
В раздумье ехал арбалетчик, следуя общему людскому потоку, под арками, вдоль по течению Лиммата, направляясь к знаменитой гостинице «Ворон Святого Мейнрада», куда он заезжал из года в год. Сегодня же он остановил своего пегого внизу у холма, где некогда пролилась кровь святых Феликса и Регулы. Он бросил взгляд на крутой церковный переулок, ведущий сюда от большого собора. Ему навстречу двигалась, тщательно выискивая в талом снегу наиболее удобные места, благородная почтенная фигура каноника, закутанного в кунью шубу. Бледное лицо, выглядывавшее из-под черного берета, со страдальческим выражением смотрело на промокшие башмаки. Поэтому каноник не сразу заметил арбалетчика, когда тот ловко спрыгнул с коня и скромно, с непокрытой, несмотря на продолжающуюся вьюгу, головой, стал поджидать старика.
– Да будет над вами милость спасителя и его пречистой матери, достопочтенный господин мой, – промолвил Ганс-англичанин, когда старик с ним поравнялся.
Последний, слегка озадаченный, остановил свой умный взгляд на том, кто приветствовал его, и внезапная мысль засветилась на его ясном лице, – мысль, очевидно, приятная, которую он, однако, сумел ловко скрыть.
Итак, арбалетчик первый обратился к нему со следующими словами:
– Разрешите осведомиться у вас, застану ли я в монастыре благородного господина Куно, вашего достойного брата? Он должен мне какую-то безделицу за исправленные самострелы, да, сверх того, еще за один, заказанный и изготовленный для него на английский лад три года тому назад; я желал бы, по своему обыкновению, получить все, что мне причитается, еще до наступления Нового года. На прошлых и позапрошлых святках я каждый раз заставал благородного рыцаря при пустом кошельке, ибо его упорно преследовала неудача при игре в кости. Нельзя ли узнать, как нынче обстоят дела?
– Об этом ты расспросишь его сам, после того как закусишь у меня, – отвечал старик. – Он вернется к ночи обратно в монастырь. Вся наша братия, пробст с капитулом, отправилась верхом на охоту, за исключением, как видишь, меня, старика. Мне хотелось сегодняшним выходом почтить нового святого, о страстях и чудесах которого вот в этот самый час, – он указал на стройно возвышавшийся собор богоматери, – повествует верующему народу некий умник из люцернских попов.
Его речи изгнали на сегодня из города мою братию, слишком ревнивую к славе святого. Но так как скорее любопытство, чем благочестие, направляло мои шаги, а снег небесный их затрудняет, то я без ущерба для своей души думаю повернуть обратно. Вели отвести твоего пегого к «Ворону». Вон там, у реки, стоит как вкопанный конюх из «Святого Мейнрада» и глазеет на собор богоматери. Твой пес, что так понуро сидит в снегу, может отогреться у моего кухонного очага. Но, клянусь окровавленной головой святого Феликса, я не могу больше стоять в воде. В этих снежных лужах притаилась коварная ведьма с клещами, я хочу сказать злая подагра, терзавшая меня всю зиму и только недавно выпустившая из своих когтей. А потом приходи ко мне, англичанин!