При этих крылатых словах господин Буркхард зябко закутался в свою шубу и с прежней осторожностью стал вновь подниматься по мокрому переулку. Ганс позвал зазевавшегося слугу и, вручив поводья своей кобылы, дал ему всякие поручения и указания для передачи хозяину и завсегдатаям «Ворона». Туда часто захаживали дворяне, среди которых у арбалетчика было немало заказчиков и должников.
Затем он отцепил от седла свою дорожную сумку, взял ее под мышку и направился вместе с Таппом, ни на шаг не отходившим от имущества своего господина, вверх по крутому переулку, ведущему в монастырь.
Приглашение каноника пришлось Гансу-арбалетчику кстати, ибо он был человеком расчетливым.
II
Зимний день был так темен, что узкая комната каноника, в которой он угощал своего гостя, освещалась более золотисто-мерцающим пламенем очага, нежели светом, проникавшим через высоко расположенное полукруглое оконце. Пока арбалетчик заканчивал свой ужин, г-н Буркхард, человек хрупкого сложения и умеренного образа жизни, уже несколько времени как сидел в кресле, покрытом мягкой овечьей шкурой, протянув к огню ноги, укутанные в мех. Седовласый, как и он, эконом убрал со стола посуду и поставил на каменный выступ камина кувшин крепкого местного вина и два серебряных кубка.
Каноник был в явно приятном расположении духа. Его радовало, что ему удалось в этот угрюмый зимний день завлечь под свой кров человека, столь близко знавшего свет и людей, так много постранствовавшего и обладающего подвижным умом, способного удовлетворить давно томившее его любопытство. Тонко вылепленная голова каноника, с редкими белыми как снег прядями волос, покоилась на красной подушке спинки; глаза его были закрыты, но в выражении лица чувствовалась живая радость по поводу удавшегося замысла.
Внезапно он открыл свои блестящие глаза и сказал:
– Да благословит господь твою трапезу, Ганс! Поверни свой стул и подвинься ко мне. Ты спрашивал меня, кто этот новый святой, прославляемый в соборе богоматери, нами же, канониками, поносимый. За едой я не считаю уместным говорить о церковных, тем паче о небесных делах; но теперь я к твоим услугам и готов дать ответ. Новый наш заступник перед господом, которым нас наградил святой отец всех верующих христиан, увидел свет в один год со мной. Уже это одно говорит против него. О святых можно сказать то же, что и о вине: чем оно старше, тем лучше и чудодейственнее! Вот как это вино, – и он отхлебнул из своего кубка, – кровь нашей родной земли, кровь от нашей крови – наша услада и сила с незапамятных времен, – таковы святые Феликс и Регула, над прахом которых воздвигнуты этот монастырь и город. Поколение за поколением служили они нам бесстрашными защитниками. В бедах мы сроднились с ними и многим друг другу обязаны. Их именем и печатью мы, по примеру отцов, скрепляем все наши дела. Я не хочу быть заносчивым и похваляться тем, что они, как это достоверно известно, прияв кровавые муки, несли свои отсеченные главы от места казни к берегу Лиммата и до сего места, сорок шагов ходьбы в гору, а ведь уж, наверное, никому из слабосильных нынешних святых за ними не угнаться! Для меня имеет значение уж одно то, что святые Феликс и Регула кровью постояли за свою веру перед лицом языческого государя, а не возносились духом и не восставали на христианского короля и своего ленного господина, как этот новоявленный святой моего возраста.