Через мгновение Емельянов был на втором этаже, судорожно сжимая в руках готовое в любой момент выстрелить оружие. Но это было уже ни к чему: комната, искореженная двумя взрывами, напоминала кровавую мясорубку. Оторванная рука валялась на кровати. Ее кисть продолжала сжимать пистолет, и Дмитрий отметил, что рука была неестественно-белой — точно из мрамора.
Тело, нашпигованное осколками, лежало в углу. Из живота вылезли кишки. Стены и даже потолок были забрызганы кровью. Пух из разорванной взрывом перины снежинками кружил по комнате, оседая на липком окровавленном теле…
— Господи… — только и сказал Чернышев, закрывая левой рукой рот, — в воздухе стоял удушливый запах горелого мяса и пороха. Бывшему омоновцу стало дурно…
Емельянов скривился и подбородком указал в сторону смежной комнаты, дверь которой была вынесена взрывной волной и валялась посередине комнаты.
Вадим взял автомат на изготовку и шагнул в дверной проем.
— Пусто! — послышался его голос. — Этот ублюдок был один.
В этот момент снизу послышался грохот и звук неумолкаемой речи.
Емельянов кубарем скатился с лестницы, готовый к бою. Но картина, которую он увидел, заставила только нервно рассмеяться — на кожаном диване восседал Горожанко, держа в одной руке чашку с кофе, в другой пульт управления телевизором. Автомат он положил себе на колени.
— Вот это да! — воскликнул наемник, поворачиваясь к Диме. — Кайф! Давненько такого не было.
— Ты бы хоть поинтересовался, кто есть в доме, прежде чем за кофе хвататься! — сердито буркнул Емельянов.
Нервная система бывшего десантника отличалась завидной тренированностью, однако после того, что он видел наверху, ему стало немного не по себе.
— Так я смотрю — дверь выломана, вас нигде не видно. Значит, вы в доме. Чего мне бояться? — беспечно ответил Горожанко, наливая кофе в чашку. — На, держи, горячий еще!
Емельянов недовольно поморщился, но кофе взял.
«Как знать, — подумал он, — может быть, этот кофе поставил варить тот хорват, который стрелял в нас и от которого теперь кровавое месиво осталось…»
Перед глазами встала та же картина — кровь, неестественно белая, точно мраморная, рука, обрубок туловища, который казался таким маленьким…
«Ладно, нечего тут сопли распускать, — попытался успокоить себя Емельянов, — все-таки я знал, куда шел… Тут война».
— А ты будешь? — спросил он у Вадима, который спустился вслед за ним.
Чернышев недоуменно уставился на предложенный напиток. Затем схватился за живот и, громко ойкнув, скрылся за дверью туалета.
— Что с ним? — удивленно спросил Андрей.
Емельянов неопределенно махнул рукой.