А к веревке уже и корзину привязал.
— Здесь, — с удовлетворением отметила Дайна и волосы поправила.
Волосы у нее всегда были роскошными, но прежде, в прошлой жизни Ийлэ, в которой Дайна вынуждена была носить серое платье горничной, она заплетала волосы в тугие косы, а косы прятала под чепцом. И тот чепец тоже был иным, белым, строгим.
— Послушай, — Дайна притворила дверь, ведущую на чердак. — Я… я пришла помочь тебе…
В это Ийлэ не поверила.
— Думаешь, мне тебя не было жаль? Было. Но что я могла сделать?
Ийлэ промолчала.
Впрочем, ответа от нее и не ждали. Дайна подошла, ступала она крадучись, и башмаки, наверное, сняла еще там, на лестнице, оставшись в теплых вязаных чулках.
— Но сейчас все иначе…
Ийлэ склонила голову на бок.
А ландышами пахло, но слабо… и платье нынешнее было не из маминых. Серый атлас и белое кружево… поторопилась… накануне маме доставили посылку. Она еще расстроилась: ткань казалась скучной, исчез тот фиалковый отлив, ради которого матушка и приобрела ее…
…ничего, ткань — лишь ткань.
Маме уже все равно.
— Сейчас мы можем помочь друг другу… ты мне, а я тебе… я тебе больше… — Дайна коснулась корзины, и Ийлэ зашипела.
Дайна тотчас отдернула руку.
— Ты… ты же вынуждена оставаться здесь… с ним… тебе просто некуда идти, я понимаю… но ты же ненавидишь его, да?
Ийлэ кивнула.
Ненавидит.
И Райдо, который думает, что, если она помогла раз, то поможет снова… и мальчишку его, что вечно крутится возле чердака, но больше не заглядывает. Он тоже рассчитывает на Ийлэ.
А если она откажется…
— Ты… ты всегда ко мне хорошо относилась, — Дайна нервно гладила подол платья, белые руки ее скользили по ткани, которая в полумраке гляделась темной.
Но с фиалковым отливом.
Наверное, все от освещения зависит. А платье сшито неудачно: слишком тесный корсаж, слишком глубокий вырез, пусть и менее глубокий, чем на прочих нарядах Дайны. Здесь же она набросила пуховую мамину шаль.
И сколола ее маминой же брошью.
— Ты же понимаешь, что теперь он тебя не отпустит? — шепот ее глухой, настороженный, тревожил клочья пыли. — Пока он притворяется добрым, но как только… как только ты откажешься помочь… или не сможешь, он покажет истинное свое лицо… я-то знаю…
Она улыбнулась робко, заискивающе.
— Я принесла тебе денег. Здесь немного, но… ты же понимаешь, что больше мне взять неоткуда… уходи, уезжай… с деньгами ты можешь. В другой город… к морю… на Побережье, я слышала, остались другие альвы… затеряешься… он тебя не найдет.
Она лгала.
У лжи острый аромат, но раньше Ийлэ его не ощущала.
Раньше она была на редкость бесчувственной.