Ветра завывали вальс.
А быть может, Ийлэ лишь казалось, и эта музыка звучала лишь в ее голове, но она была такой громкой, навязчивой, что Ийлэ не способна была удержаться.
Куклы кружились.
Кланялись друг другу, притворялись вежливыми…
— Все играешь? — пес смазал петли, и теперь дверь на чердак открывалась бесшумно. — Я зайду?
Он всегда спрашивал разрешения, но никогда не навал себе труда дождаться его. Вот и сейчас переступил порог, привычно наклонившись — пес был слишком высок.
— Как ты?
Ийлэ пожала плечами: обыкновенно. Также, как вчера, позавчера и за день до того…
…Дайна больше не появлялась.
…и денег своих назад не требовала.
…и наверное, это неспроста. Ей нужно было, чтобы Ийлэ ушла из дому.
Для чего?
Она боится, что Ийлэ расскажет? Глупость. Если и возникнет такое желание, то кто ей поверит?
— Ты… здесь не мерзнешь? Я одеяло принес.
Он положил его на пол, благоразумно не приближаясь.
— И свитер… это мой, он тебе великоват будет, но зато теплый. Я его у одной старушки купил. Она коз держала и из козьего пуха нитки. Я знаю, что такие — самые теплые… ты не смотри, что ношеный, его стирали… честно. Правда, у Ната со стиркой не очень получается… у него вообще с хозяйством не очень получается, хотя он старательный.
Ийлэ склонила голову на бок.
— Надо бы в город съездить, прикупить кое-чего, но… погода мерзотная, из дома выглядывать никакого желания… а Ната гонять, так он чисто из вредности купит не то, — Райдо опустил крышку сундука и сел сверху, ноги вытянул. — Сколько ты будешь здесь прятаться?
За прошедшую неделю он неуловимо изменился.
Ийлэ разглядывала его исподволь, а он не мешал. Сидел. Молчал. Ждал ответа? Она не желает с ним разговаривать…
Обычно он приносил еду, а сегодня только одеяло и свитер.
Сидит, шевелит ногами… носки вязаные, полосатые, надо полагать, у той же старухи купленные, из пуха козьего… и брюки домашние измялись… папа никогда не позволял себе ходить в мятых брюках. А клетчатых шерстяных рубашек в его гардеробе вовсе не было.
Белые сорочки.
Домашние костюмы из мягкого вельвета ли, из тонкого сукна…
Летом — непременный светлый лен, который мнется и это отца раздражает, но лен уместен в жару.
— Ийлэ… послушай… холодает, а чердак — не лучшее место для ребенка… и для тебя тоже… ты вроде и ешь, но куда все уходит? — Райдо наклонился, опираясь ладонями на собственные колени. — В тебе же не понятно, на чем душа держится…
Не держится — задерживается. Но Ийлэ согласилась: не понятно.
И на чем.
И зачем.
И будь она посмелей, умерла бы… у нее было столько возможностей умереть, а она живет… и наверное, в этом есть какой-то смысл, отец вот утверждал, что высший смысл есть во всем, но Ийлэ он не доступен.