– Так бывает всегда, когда лопается сердце, – сказал Нэргуе.
«А как же ты раньше этот синяк увидел, когда на покойнике была рубаха?» – подумал Бату.
Он нахмурился и молча, нарочито медленно, оглядел лица собравшихся. Все один за другим опускали головы. Бату задержал взгляд на лице Кадана. Тот почувствовал это, и Бату увидел, как заходили желваки на его широких, порозовевших щеках.
– Кто будет наводить катапульты на стены города вместо Хо-Чана и ремонтировать их? – без выражения спросил Бату.
Откуда-то сбоку, из-за спины командира тумена кара-китаев, шагнул маленький человек в длинной до пят, синей рубахе. Он сделал только один шаг и тут же опустился на колени.
– Я Лю-Чо, помощник Хо-Чана, великий Хан… – совсем тихо начал он.
– Говори громче, – брезгливо оборвал его Бату.
Китаец растерялся. Его взгляд вдруг стал жалким, он затравлено оглянулся назад. На него никто не смотрел. Закрыв глаза, китаец в ужасе прокричал:
– Я Лю-Чо, помощник Хо-Чана, Великий Хан!
Многие в строю засмеялись над заячьей смелостью китайца. Громче всех это сделал Кадан.
– Кто сказал тебе о том, что ты должен выйти? – спросил Бату.
– Твои великие начальники Кадан, Бури и Октай, Великий Хан. Они говорили с нашим командиром отряда Тэрбишем и он показал на меня.
Голос китайца становился все звонче и оборвался на самой высокой ноте.
Вышел Тэрбиш. Это был низкорослый, широкоплечий воин с твердым, словно вырезанным из дерева лицом. Он низко поклонился и молча, смело взглянул на Великого Хана.
«Молодец, старик!» – усмехнулся Бату.
– Отвечаешь за него, – сказал Великий Хан вслух. Он вдруг с удивлением понял, что уже забыл имя китайца. Бату швырнул серебряную пайцзу Хо-Чана Тэрбишу. – Отдай китайцу. Если он умрет, я найду его смерть и повешу ее на столбе в центре лагеря. Ты понял меня?
Тэрбиш молча поклонился.
«С этим – все», – решил Бату.
Его взгляд помимо воли вернулся к лицу хана Кадана. Тот уже смотрел на Великого Хана и был готов выйти вперед. Кадан отлично помнил вчерашнее решение Бату и его глаза радостно сверкали в предвкушении схватки.
«Подождешь, – решил Великий Хан. – Ты пойдешь к воротам тогда, когда их разобьют, и будешь стеречь их как собака, пока в город будет входить Бури. А потом ты полезешь на стены, чтобы добить там последних врагов, а Бури будет иметь дело с женщинами и детьми».
– Говорят, что русские, славят своего Бога тем, что жгут свечи в своих храмах, – громко начал Бату. – Я тоже хочу зажечь в «злом городе» одну свою свечу, – Бату посмотрел на Лю-Чо. – Ты!.. – он снова не смог вспомнить имя китайца. – Ты зажжешь ее, но не поджигай весь город, пока я не очищу его от врагов. Все его жители должны умереть от монгольского меча. Ты понял меня?..