– Слава богу, что вы не генерал, мадмуазель! Если я вернусь, я в любом случае вернусь героем. Знаменем, как изящно выразились вы. Младшие офицеры станут восхищаться бароном Дюбуа, старшие – завидовать. Каждый сделает вид, что на моем месте поступил бы так же. Слуга трех господ: любви, чести, империи! Знамя нельзя похоронить в захолустном гарнизоне. Нельзя отправить в отставку. Кроме того, император падок на авантюры. При его-то биографии? Не пройдет и недели, как меня вызовут в столицу. До конца месяца на моих эполетах засияют две серебряные звезды.
Я в углу, отметила Джессика. Мои маневры ограничены. Если он так же владеет шпагой, как причинами и следствиями, этими рапирами-близнецами…
– Сам факт дуэли, полковник. Разве он не противоречит уставу?
– Отчего бы? Для устава нет ни дуэли, ни вас, мадмуазель. Я с сопровождением выехал для рекогносцировки перед штурмом. На нейтральной территории я случайно встретил отряд противника, возглавляемый маркизом де Кастельбро. Мы приняли бой. Устав на моей стороне, он закроет глаза на кое-какие вольности. Слишком много вопросов, мадмуазель. Выигрываете время? Не надо, прошу вас.
Полковник дословно повторил реплику дона Фернана, адресованную Джессике. Краем глаза девушка видела, что гвардейцы уже спешились, привязали лошадей к деревьям. Кое-кто обнажил шпагу – желая размять ноги после верховой езды, дуэлянты упражнялись в выпадах и отражениях. Выпад, подумала Джессика. Парирование. Сокращение дистанции. Кинжал в плечо: финт. Плащ на обе рапиры. Укол под челюсть. Поединок с Рудольфом Шильдкнехтом. Я еле вышла с площадки. Он подхватил меня первым – дон Фернан, Пшедерецкий, кто-то из них. Маэстро опоздал. Нет, маэстро успел раньше. Бросок, плащ, нестандартное решение – это он, это все он…
«Я еще в начале, – произнес Диего Пераль из немыслимой дали, – понял, что вы – паркетница. Вы ведь привыкли заниматься в зале?»
Она выхватила коммуникатор, словно кинжал. В три касания активировала гиперсвязь: аппарат сгенерировал светящуюся рамочку. Иронично вздернув бровь, Дюбуа следил за действиями взбалмошной мадмуазель. Чувствовалось, что терпение полковника на исходе. Он оставил седло, демонстрируя готовность дать сигнал к началу схватки, но его остановили слова Джессики – слова, смысла которых Дюбуа не понял.
Джессика Штильнер говорила на лашон-гематр.
Звук ее голоса всосался в рамку. Превратился в текст, пробежался по голубоватому полю справа налево, исчез, растворился в сиянии. Дюбуа не впервые сталкивался с уникомами, но рамка, свет, чужой язык…