В конверте обнаружился гербовый бланк. Стандартный микрочип был вшит в правый верхний угол.
«…присвоить… Криспу Сабину Вибию… внеочередное воинское звание обер-центуриона…» Подпись, голографическая печать. Из конверта в подставленную ладонь Криспа выпали новенькие петлицы с троицей орлов на каждой. Он поднял взгляд и едва ли не впервые увидел улыбки на лицах Веника и Швабры. Знали, сволочи! А стояли, как на поминках…
– Разыграли, гады!
Швабра подмигнула, Веник хмыкнул.
– Держи, любезный, – Крисп пошарил в карманах. – Заслужил.
– Благодарствую, барин! – почтальон чуть не плакал, глядя на золотой сеченский пятирублевик. Похоже, усач уже себя похоронил и теперь воскрес для запоя. – По гроб жизни!.. свечку поставлю, и детям закажу молиться, и внукам…
Топот бедняги затих этажом ниже. Хлопнула дверь подъезда.
– Я проставляюсь! В семь, «У деда Панаса».
– Так точно, ваше высокоблагородие! – гаркнули оперативники.
Вернувшись в гостиную, Крисп перечитал приказ. Надо же, обера дали. Круто! Полюбовался на петлицы: жаль, формы нету, нацепить не на что. Привыкай к новому званию, твое высокоблагородие! Что-то смутно мелькнуло в памяти, и на сей раз Крисп успел схватить юркое воспоминание за скользкий хвост. Половой. В трактире. Позавчера. Величал «вашим благородием», а под конец… Ваше высокоблагородие! Крисп взглянул на дату, стоявшую в приказе. Ну не мог, не мог половой этого знать! Хотел угодить клиенту, вот и повысил в звании…
Фаг!
С этой работой параноиком станешь, подумал обер-центурион Вибий.
III
– Ну чего, чего вам не хватило?!
Всю дорогу Пробус молчал, как рыба. По колено проваливаясь в снег, коллантарии угрюмо брели по целине, выбрались на укатанный тракт, вернулись во двор усадьбы под причитания сердобольного Прохора – молчал Пробус, ни слова, ни полслова….
Прорвало его в столовой:
– Золотце! Что же вы творите?! Я, понимаешь, соловьем разливаюсь, под ноги ковриком стелюсь… Дамочку вашу убалтываю, вам, можно сказать, все на блюдечке – а вы?! Кто ее, в конце концов, должен спасать?!
– Ему сабля дороже бабы! – буркнул из угла рыжий.
– Точно!
– Таскает туда-сюда, как так и надо…
– Долго мы будем мотаться дерьмом в проруби?!
– По твоей милости, между прочим!
– Эй, ты вообще слышишь, что тебе говорят? Язык проглотил?!
Что-то произошло с Диего Пералем. С Диего, с усадьбой, со всем миром. Вселенная потемнела, словно все звезды, какие есть на кругах Господних, погасли в одночасье. Остался тонкий луч, идущий невесть откуда. Тонкий луч, и круг света во тьме, и маэстро в круге. Отец, подумал Диего. Он не знал, к кому обращается: к отцу земному или небесному.