— Он произносит это слово по буквам, специально для меня. — Славный символ NSDAP — Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei — Национал-социалистической немецкой рабочей партии. Она, а также человек на тех фотографиях будут спасением Германии.
У меня хорошее зрение, но я не могу разглядеть «человека на тех фотографиях». На стене под красными флагами в отгороженном углу висят две рамки с довольно маленькими снимками, а прямо в углу, футах в шести от пола, — еще один свернутый красный флаг. Мне кажется, что этот флаг такой же, как те два, которые висят на стене.
— Идем, — командует Бруно Зигль.
Все немцы, включая Гесса и бритоголового мужчину рядом с Зиглем на противоположной стороне стола, а также Бахнер, все альпинисты с нашей стороны и Дикон, продолжающий попыхивать трубкой, — встают и направляются в угол зала вслед за мной и Зиглем.
Веревка, отгораживающая этот мемориальный угол — он похож на импровизированное святилище, — оказывается обычной альпинистской веревкой толщиной в полдюйма, покрытой золотистой краской и подвешенной на двух маленьких столбиках, похожих на те, на которых метрдотели вешают бархатный шнур, перекрывая вход в шикарные рестораны.
На обеих фотографиях присутствует один и тот же человек, и я вынужден предположить, что именно он — а также эта социалистическая партия со свастикой на флаге — является «спасением Германии». На снимке, висящем под красным флагом на правой стене, он один. Издалека можно подумать, что это фотография Чарли Чаплина — из-за нелепых маленьких-усиков под носом. Но это не Чаплин. У этого человека темные волосы с аккуратным пробором посередине, темные глаза и напряженный — можно даже сказать, неистовый — взгляд, направленный на камеру или фотографа.
На снимке слева тот же человек стоит в дверях — я понимаю, что в дверях этого зала, — с двумя другими. Эти двое в какой-то униформе военного образца, а человек с усиками, как у Чарли Чаплина, одет в мешковатый гражданский костюм. Он самый низкорослый и явно самый невзрачный из трех мужчин, позирующих перед камерой.
— Адольф Гитлер, — произносит Бруно Зигль и пристально смотрит на меня, ожидая реакции.
Я теряюсь. Кажется, мне уже приходилось слышать это имя в связи с беспорядками здесь, в Германии, в ноябре 1924 года, которые не произвели на меня особого впечатления. Очевидно, он какой-то коммунистический лидер в этой национал-социалистической рабочей партии.
За моей спиной раздается голос великого альпиниста Карла Бахнера:
— Der Mann, den wir nicht antasten liessen.
Я смотрю на Зигля в ожидании перевода, но немецкий альпинист молчит.