— Паралик тебя разрази! Провались ты в пекло! — пробормотал К. Мног. Корявый, вскочил и одним толчком распахнул дверь.
На пороге стоял огромного роста ход, которому нужно было порядком наклониться, чтобы не задеть притолоку. Он пригнул голову и вошел с христианским приветствием.
— Во веки веков аминь! — ответил редактор Корявый уже совсем иным тоном, нисколько не напоминавшим ту краткую молитву сатане, которая прозвучала, пока дверь была закрыта, и, как здесь принято, начиналась с «Паралик тебя разрази!» (Недаром Цапартицам приписывают славу двух изобретений: этого проклятия и кнедликов.)
Посетитель прошел из так называемой черной кухни в горницу, и оказался им наш знакомец — дядюшка Ировец. Правда, узнать его мы смогли не раньше, чем он распрямился, ибо поначалу староста тщетно пытался ввернуть назад дверную ручку, оставшуюся у него в кулаке. Этим частично и объясняется грохот, предварявший его появление у К. Мног. Корявого.
Некогда, много лет назад, случился в Цапартицах пожар, да такой страшный, что половина сего самобытного городка выгорела дотла, но во всех уцелевших после ужасной катастрофы домах сохранилась одна старинная достопримечательность, а именно: черная кухня, то есть каморка с очагом — собственно, часть дымохода, расширяющегося книзу до размеров комнаты. Свет сюда падает лишь сверху, через трубу. Обычно эта каморка с блестящими от вековой сажи, точно выложенными обсидианом стенами использовалась в качестве летней кухни, чтобы единственное жилое помещение дома в знойные дни не уподоблялось раскаленному горнилу. Заодно черная кухня служила и сенями.
В старых цапартицких домах только черная кухня и была выложена кирпичом, потолки же в горницах здесь повсюду деревянные. Из черной кухни в горницу ведут двери с особыми съемными ручками. Благодаря хитроумному изобретению давних цапартицких слесарей можно было обходиться без ключа. Стоило отвинтить такую ручку — и комната заперта.
Наши старушки с милыми улыбками на бледных личиках под черными кружевными чепцами — в Цапартицах их зовут пантетями (сокращение от «пани тетя») — ходили, да и по сей час ходят к обедне, держа в одной трясущейся руке завернутый в платок молитвенник, а в другой — отвинченную дверную ручку.
Пандядя (добавление «пан» отличало наших городских дядюшек от грубой деревенщины, подобно тому как то было и с тетушками) торопится иной раз из костела домой, дабы опередить пантетю. С самыми честными намерениями приближается он к двери, но, не нащупав ручки под соломенной обшивкой, защищающей жилую горницу от зимних холодов, спешит удалиться,— и дабы не повстречаться с тетей, и дабы без него в трактире не начали партию в карты.