Сегодня все было иначе, и «опасная стихия любовных чувств», не раз служившая предметом обсуждения на гимназических советах, по-видимому, утратила власть над учащейся молодежью.
Даже пухленькая дочь пекаря Габинка, которая, красуясь за витриной отцовской лавки, всегда приковывала к себе пламенные взоры гимназистов от первого до восьмого класса включительно и была постоянным адресатом поэтических дифирамбов, публиковавшихся в ученическом журнале «Прилежание и усердие», том самом, что выходил под редакцией лучшего ученика выпускного класса,— так вот, даже Габинка ныне отказывалась верить своим маленьким черным глазкам. Неужели ее округлые формы хоть в чем-то утратили неотразимость? Ведь сегодня она могла пересчитать по пальцам поклоны, спровоцированные выставленными ею для всеобщего обозрения соблазнами. Гимназистов словно подменили.
Да и не только гимназистов. То же самое можно было сказать и о национальных рабочих >{24}, в семь часов, сразу после смены, явившихся на площадь одновременно с социал-демократами. Местная организация национально-социальной партии состояла в основном из тесемщиков и чулочников, представителей двух главенствующих отраслей цапартицкой промышленности, между тем как социальные демократы, вербовавшиеся из гончаров, оставались в меньшинстве. Однако в последнее время ряды их пополнились за счет рабочих сахарных заводов.
Впрочем, в Цапартицах нельзя все воспринимать буквально, исходя из названий партий. Одни именовали себя «национальными рабочими», другие — «социал-демократами», но вообще-то это была подновленная традиция извечного соперничества и вражды среди молодежи четырех предместий: горжовского против бездековского и нижнего против верхнего, причем соперничающие группы объединялись по двое, как в перекрестном марьяже [16].
Габинка ни о чем таком ведать не ведала. Она была избалована вниманием всей цапартицкой молодежи без каких-либо социальных различий: ею равно восхищались гимназисты и мещанские сынки, национальные рабочие и социалисты.
Но сегодня восхищенного внимания не было и в помине.
Гимназисты и национальные рабочие обменивались нарочито шумными приветствиями; встречаясь же с социал-демократами, представители обеих перечисленных групп насмешливо выкрикивали: «Хайль!»
Социал-демократы не оставались в долгу и отвечали нецензурными выражениями, а их вожак грозил противникам длиннющим чубуком, благодаря коему он, несомненно, и стал признанным политическим лидером.
Итак, на цапартицкой площади наличествовали бесспорные признаки брожения умов, и стоявший под аркадой у ратуши полицейский комиссар совершенно точно установил его причину, заявив, что с удовольствием отправил бы всех редакторов в пекло. Жандармский вахмистр, которому это высказывание было адресовано, выразил самое решительное согласие.