Приняли душ, переоделись, и Мария стала накрывать легкий ужин. Тут в соседней большой гостиной послышались беготня, смех, возня. Мария растворила настежь дверь, и им открылась библейская картина: две обнаженные наяды и столь же откровенно неодетый толстяк с огромным животом и короткими ножками…
— Ну, ну… Чего же вы смутились? Продолжайте, а мы посмотрим на вас. Такого и в театре на Таганке не увидишь. Содом так уж содом…
Девочки юркнули в дверь соседней комнаты, а хозяин всех богатств России, как-то неуклюже и смешно виляя вислым задом, шмыгнул в дверь другую. Но скоро он, в шелковом, невообразимо нарядном халате и с высоко поднятой головой, вновь явился в гостиной. И стал что-то объяснять, но Мария схватила его за ворот халата и поволокла в коридор. Вышвырнула за дверь и со звоном щелкнула замками. Вернулась в гостиную, а здесь в великом смятении ее ожидали две юные красавицы.
— Ну! — встала перед ними Мария. — Будем расплачиваться? Сколько он вам дает за вечер?
— Мы у него впервые, а другие девочки говорили: по двадцать долларов за ночь.
— Не густо, однако же, он ценит вашу молодость и красоту.
Достала из сумочки две пачки по десять тысяч долларов, разделила поровну, сказала:
— Кончайте свои забавы, идите в институт, учитесь. А не хватит вам этих денег, ко мне придёте.
И потом, коснувшись плеч, проводила их до двери.
В коридоре стоял Аркаша.
— Что ты себе позволяешь? — вскричал он, хватаясь за ручку двери. — Я тут хозяин!
— У тебя в Москве еще две квартиры, а в Перловке дача. Катись и живи там.
Собрала чемодан и выставила за дверь. Спросила:
— Где семья Евгения? Не скажешь, станешь нищим и бомжом.
— Не знаю, не знаю!
А когда Мария закрыла за ним дверь, прокричал:
— Тут они, тут. В комнате для гостей.
Мария потушила свет, и они вместе с Дмитрием поднялись на второй этаж и тут увидели, что и жена Евгения, и две ее очаровательные девочки спят сном ангелов и не ведают, что с неба им пришло избавление.
Утром Мария позвонила главному администратору Кремля. Тот приказал ей немедленно явиться.
Главный был действительно главным лицом в России. К нему звонил и президент, человек вспыльчивый, но глубоко больной и всегда с похмелья; и Чернохарин, толстый, как морской контейнер, и на разум сильно приторможенный; и думский лидер с птичьей фамилией и никому не понятной душой, начальник губернаторов, вроде бы пекущийся о народе, но не забывающий и себя — все звонят главному, о чем-то просят, но не ведают, что кремлевский начальник признает над собой только двоих: американца Сороса и бывшего доцента из партшколы, мужчину средних лет, но с женским голосом, срывающимся на детский дискант. Только эти два человека могли ему приказать, а потому Мария, открывая дверцу посланного за нею «Мерседеса», думала: «Какое для нее последует от них распоряжение?»