И они услышали его, и огонь усилился. Лени оказалась вдруг впереди. На миг Кельм увидел её и поразился – она казалась совершенно белой, серебристо-снежной на фоне серой Медианы, на фоне огня, и лицо её – будто мёртвое, а тонкие руки протянуты вперёд. И там, впереди взрываются фейерверком гигантские тёмно-зелёные шары. Снова Кельм поразился – не прекращая вести огонь – как красиво она убивает. Просто красиво. Он отбросил ненужный ствол, протянул руки – среди шаров заскользили сверкающие золотые змейки, они жалили врага, добивали. И остальные пошли за Лени, и вспыхнули новые шары, разрываясь, они уничтожали сразу по нескольку доршей…
Но длилось это недолго. Ярость Кельма, убийственная фантазия Лени – всё иссякало, таяли силы, они уже не могли рассредоточиваться, всё труднее становилось держать защиту, а дорши появлялись откуда-то с Тверди и наступали, и было их всё больше. Гэйны всё больше сбивались в кучу. Кельм создал гигантский огненный бич, стегающий в воздухе… Лени – чёрные треугольники, они летели с неба и вонзались в тела дарайцев. Вен поддержал Лени, а Шэм попробовал поднять землю, но сил у него уже не было, и внезапно крутящиеся визжащие диски прорвали его защиту, и перерезали тело Шэма во многих местах, Кельм видел лишь беспомощно взлетевшую руку, брызнувший фонтан крови – и больше не успел ничего разглядеть. Их осталось трое, и они стояли спина к спине, и больше не стреляли уже – дай Бог удержать защиту… Кельм выхватил шлинг. И тотчас огненные петли чужого шлинга взметнулись над ним, и он ощутил непередаваемую, страшную боль – боль отделения.
Через секунду Кельм бессильно повалился на землю в параличе. Он не видел, что случилось с ребятами. Облачное тело с трепещущими контурами повисло над ним, сжатое шлингом. А Кельм больше не мог шевельнуться, не мог, как в страшном сне, когда пытаешься бежать, пытаешься напрячься – и не выходит ничего. Перебираешь ногами – и остаёшься на месте. Мозг отчаянно командовал мышцам, но те размякли. Шок отделения. Кельму хотелось кричать, но и этого он не мог. И тогда над ним появились дарайцы.
Кажется, первый раз в жизни он по-настоящему испугался.
Даже в первом бою было не так.
Тогда он мог двигаться, было страшно, но можно было что-то делать. Сейчас мышцы не слушались, а над ним страшной, тяжело дышащей горой нависал вангал. И ботинок с тяжёлой плотной подошвой. Кельм вдруг понял, что сейчас будет… Он зажмурился – это паралич ещё позволял, задержал дыхание. Ждал только одного – куда?
Удар обрушился на рёбра. Слёзы брызнули градом непроизвольно, Кельм закричал беззвучно от невыносимой боли в боку, но посыпались новые удары. Нельзя было свернуться, отползти, защитить хотя бы голову, ничего нельзя, он лежал на земле, беспомощный, растянутый, и его пинали и били прикладами, их было много, и каждый пытался достать проклятого гэйна, дейтрина, дринскую рожу, и очередной приклад своротил Кельму челюсть, а потом наконец затрещала лобная кость и всё погрузилось во тьму.