Сухейль же и крошки не видел давно.
Плоды, наливаясь, висят на виду;
Кругом благодать, словно в райском саду,
Но шествует мимо рабов череда;
Сухейля к земле пригибает беда.
Не видят глаза чужеземных чудес,
Не радуют сердца ни речка, ни лес…
Цепями сковали Сухейля враги,
Набили колодки на обе ноги,
В застенок упрятали в недрах земных:
Ни “ахи”, ни “охи” не трогали их.
Светило дневное сокрылось с земли,
Цветок вырван с корнем и вянет в пыли;
Не виден из ямы сияющий свет,
Ни смерти, ни жизни невольнику нет.
Но сильному духом не сгинуть в тюрьме,
Отваге его не угаснуть во тьме.
Вращаются звезды, светлеет восток,
Из правды проклюнется счастья росток.
Во тьме ожиданий, в зиндане глухом,
Забылся Сухейль от усталости сном.
Явилось ему сновидение вдруг,
Объяли Сухейля восторг и испуг:
Во сне этом – пэри святой красоты
В прекрасном саду собирала цветы.
«Не ты ль тот цветок, – он спросил, как в бреду, —
Что краше любого соцветья в саду?
Но кто ты? Земной человек или джинн?
Мне имя свое поскорее скажи!
Всевышнего я восхвалю что есть сил,
За то, что тебя мне, как солнце, явил!”
Ответа он ждал, ожиданьем томим,
Но пэри-судьба посмеялась над ним,
Исчезла, как лань, в золотистом дыму,
И сердце огнем опалила ему.
Сухейль устремился за пэри вослед
В небесный, прозрачный, струящийся свет,
Но в лунный дворец ее он не попал
И снова в свое подземелье упал.
Печально постигнув, что это лишь сон,
На участь свою вновь посетовал он.
В шатре принимал донесения шах,
Победные вести звучали в ушах.
Средь сверстниц своих, краше тысячи лун,
Сияла красой его дочь Гульдурсун.
Прекраснейший с ней не сравню я цветок,
В душе ее – чувств лучезарных исток,
Она, кому ровни вовек не найду,
Гуляла в цветущем гаремном саду.
Сухейля в цепях мимо сада вели…
Душа Гульдурсун словно взмыла с земли.
Узнала любви притяженье душа,
Землей вокруг Солнца круженье верша
[433].
Она полюбила, в мечтанье своем
Себя видя – розой, его – соловьем.
Но в тесном затворе не петь соловью,
На воле заводит он песню свою.
Он розу возлюбит, любви не тая,
Не станет и роза терзать соловья…
С подобными чувствами шахская дочь
Все думала, как же Сухейлю помочь?
Не только красива, еще и умна,
Снотворное в хлебе сокрыла она,
Чтоб хлеб этот страже тюремной отдать,
Чтоб юношу пленного вновь увидать.
К тюремщику тайно придя в ту же ночь,
Тот хлеб отдала ему шахская дочь.
Когда он уснул, заглянула в тюрьму, —
Как яркое солнце, развеяла тьму:
Там пленник, цветком увядая во мгле,
Лежал без сознанья на голой земле.
В слезах Гульдурсун в подземелье сошла,
Коснулась рукой дорогого чела.
Очнулся Сухейль – не поверил глазам,