А до того момента он все твердил, что у Гитлера есть свои достоинства.
Ирена неодобрительно фыркнула.
— И если бы не статьи Хьюберта, генерал Лей еще раньше бы изменил свое мнение о нем, — сказала Таши.
— Почему? — Ирена примеряла рукав. — Стой спокойно, Таши.
— Ну, Ирена, вы же читали, Хьюберт все время подчеркивал, что Гитлер антикоммунист, а генерал Лей тоже антикоммунист. Вот это их сближало.
— Да ну, — произнесла Ирена.
— Нигел продолжает уверять, что Хьюберт специально все время гладил против шерсти старого джентльмена, — сказала Мэбс. — Но сейчас с отцом все в порядке.
— А разве не он нарисовал как-то на дороге „хайль Гитлер!“? — съязвила Таши.
— Нет, это кто-то другой, — покачала головой Мэбс. — А вообще, как воспринимается, что Россия на нашей стороне, Ирена?
— Большевики, — сказала Ирена. — Это плохо кончится, — добавила она.
— Вам с отцом надо объединиться, — усмехнулась Мэбс. — Осторожнее с булавкой.
— Возможно, мы слишком закоснели в своих взглядах, многие вообще отстраняются от войны, — проговорила Ирена.
— Интересно, про кого это она? — спросила Таши, когда они ехали в такси в Уилтонз. — Она не поняла твоей шутки про отца и люстру.
— Ну так она же русская. Ну вот мы и здесь, и вон Хьюберт. Хьюберт, — сказала Мэбс, когда они сели и принялись за устриц, — ты знаешь кого-то, кто не принимает участие в войне, даже минимально, ну вот, как мы с Таши?
— Да, — кивнул Хьюберт.
— Боже мой, Хьюберт, кто это?
Хьюберт подумал о Феликсе, который скорее всего не принимает никакого участия, и проглотил устрицу. Мэбс и Таши прелестны, но кто вообще может разговаривать с такими дурами?
— Ну кто, скажи? — просила Таши.
— Младший брат Джойс — один из них.
— Действительно? А как это ему удается? Он болен?
— Он отказался от военной службы по политическим соображениям.
— Я бы сказала, это смело, — Мэбс посмотрела на Хьюберта, а он уточнил.
— Он предпочел отправиться в тюрьму.
— Боже! — воскликнула Таши. — Он что, не в себе?
— Да, без сомнения. Так что сейчас он не то на руднике, не то в шахте.
— Так значит, он участвует в войне, и не меньше, чем мы с Мэбс, выращивая своих малышей в безопасности Уилтшира, поддерживая моральный дух мужей, хотя мы такие глупые.
Хьюберт засмеялся.
— Вы поддерживаете и мой моральный дух. А после ленча вы, конечно, идете за новыми шляпками? Шляпки, как и устрицы, продаются без ограничений. Закажем еще или это уже будет жадность?
— Давайте будем жадными, — предложила Таши.
— Да, шляпки — это неплохо. Молодец, что напомнил.
— Хьюберт, а ты горюешь по матери? — поинтересовалась Таши. — Или ты ее не любил?