Мэбс съехала с дороги и затянула ручной тормоз. Дорога уходила вперед, мягко извиваясь вдоль холмов, через поля, огороженные каменными стенами. В их расселинах росли папоротники и подушечки розовой и желтой заячьей капусты, а в траве на границе с дорогой — розовый лихнис и голубая скабиоза, и громко стрекотали кузнечики.
— Какая прекрасная возможность, Таши. Если ты нам разрешишь, Флора, мы предложили бы тебе платья. Ты можешь выбрать. Мы одного размера с тобой. Ты будешь такая красивая, если возьмешь платье или два, правда, Таши? — голос Мэбс звучал мягко.
— Точно, — сказала Таши. — Мы будем такими добрыми. — Голоса Мэбс и Таши на октаву снизились, теперь они говорили тихо, сидя сбоку от Флоры, их лица стали серьезными.
— Я не могу, — выговорила Флора сквозь стиснутые зубы, — наверное.
Она сидела, сжав руки на коленях, бесясь от того, что слезы шлепались со щек прямо на грудь.
— Ну конечно, тебе могут не понравиться наши платья, — сказала Таши. — Не каждый разделяет наш вкус.
— Ну, я не знаю, но можно что-то выбрать, — в голосе Мэбс звучала надежда, — что-то выдержит испытание.
У Флоры вырвался странный звук, нечто среднее между хрюканьем и иканием.
— Мэбс и я все время меняемся платьями, — сказала Таши, — так принято у друзей.
— А ты — наш друг, — разумно рассудила Мэбс…
— Нет, я не друг, — затрясла головой Флора.
— Тогда стань им с самого начала, — быстро нашлась Мэбс.
— Точно, — подхватила Таши. — Давай, попробуй.
— Ох, — Флора переводила взгляд с одной на другую.
— Я так бы хотела иметь твои глаза. — И Мэбс протянула ей платок.
— А я — ее нос или губы. — Таши взяла платок и промокнула щеки Флоре. — Дело в том, Мэбс, что в наших платьях она будет выглядеть гораздо лучше нас.
— Ну тут уж ничем не поможешь, — пожала плечами Мэбс. — Как-нибудь переживем, правда? — А потом добавила: — Я думаю, твоя мать — это проклятая Богом, самая эгоистичная, самая бездумная сука, которую я когда-нибудь видела.
— И я тоже, — вздохнула Таши, — не могу дождаться, когда что-нибудь ужасное, мерзкое случится с ней, с этой проклятой коровой.
— Вот, — выдохнули Мэбс и Таши. Их лица раскраснелись, и они казались гораздо моложе, чем на самом деле. Они сидели, уставившись на Флору, задержав дыхание, точно готовясь извиниться.
Вспоминая этот момент много лет спустя, Флора вспомнит и то чувство выхода из длинного одинокого темного тоннеля в атмосферу доброжелательного восхищения, но в тот самый миг, сидя на переднем сиденье машины перед пустынной деревенской дорогой между двумя девочками, все, что она могла сделать, — это разразиться радостным смехом.