— Это потому, что я вспомнила свою мать, — сказала она.
— И?
— И моего отца. Они были… такие… тогда, на пикнике, ну когда вы плавали, и все это…
— Да?
Флора шепотом рассказала ему, что видела с вершины скалы, как ее родители…
— Я думала, они сошли с ума, — сказала Флора, — они делали что-то смешное. Я подумала, что если бы другие их увидели, то они бы тоже хохотали. А как ты думаешь, что они делали?
Не убирая руку с ее талии, Хьюберт трясся от смеха.
— Ох, Флора! О-хо-хо-хо! Ха-ха-ха! — в смехе он зарылся в ее волосы. — Ох, Флора, ох!
— Я так и думала, что ты будешь смеяться. И это я и вспомнила, когда ты… — Она разозлилась.
— Я смеялся не над твоими родителями, правда нет.
— Смеялся.
— Ну, чуть-чуть. Я думал, что они малость сексуально озабоченные. Я смеялся над тем, где они устроились, там же холодно. „И смеялся потому, что немножко ошарашен, — подумал он. — Ну, больше, чем немножко, просто ошарашен“.
— Устроились для чего? А что значит — сексуально озабоченные?
— Ну, этих слов тебе не следует употреблять. А что касается устроились… ну, этот шкаф — мы в нем тоже устроились. — Хьюберт уткнулся Флоре в шею, — ты так вкусно пахнешь, как несоленое масло. Ну что ты делаешь? Чего ерзаешь?
— Я поправляю свои панталоны. Ты их снял. И мне неудобно. — Хьюберт снова захохотал. — А в этом шкафу воняет, — обиженно сказала Флора, когда поправила платье.
— Ты права. Действительно воняет. Может, лучше вернуться к игре и пойти к остальным?
— Хорошо. — Флора почувствовала, что сделала что-то не так. — А как твоя мама? — спросила она, переходя на тон светской беседы.
— Моя мать снова вышла замуж.
— О Боже! За кого-то хорошего?
— Он в порядке. При деньгах, может позаботиться о ней, она — о нем. У нас с ним ничего общего.
— Я думала, твоя мама беспокоится о том, чтобы тебе достался Пенгапах.
— Хорошо, что ты помнишь. Но я до сих пор его не получил. Когда получу, я тебе сообщу. У тебя хорошая память.
„Конечно, помню. Я помню все, — подумала она, — и буду всегда помнить“.
— А тебя кто-нибудь когда-нибудь целовал? — спросил Хьюберт.
— Да, — разве Космо не целовал ее тогда, на реке?
— Как следует?
— Как это — как следует?
— Да вот так. — Хьюберт взял ее лицо в ладони, наклонился и поцеловал в рот. И как Флора потом вспоминала, уже в возрасте, это был ее первый настоящий поцелуй, он ассоциировался с запахом шкафа, и от этого запаха она яростно чихнула, смыв поцелуй Хьюберта.
И тогда Хьюберт назвал ее глупой сукой.