— В этом даже нет смысла, — сказала она. — Ты когда-нибудь изучал психологию?
— Нет, — я смотрел на мюсли так, словно они меня предали. — Хочешь заказать пиццу?
Момент тишины.
— Что? — спросила она едва сдерживая смешок.
— Ничего, — я повернулся к ней лицом. — Если не хочешь, тогда хорошо. Как я уже сказал: никакого давления.
— Никогда не говори никогда, — Дженна ухмыльнулась. — Я всегда согласна на пиццу.
— Я говорю не о пицце, — с тихим звуком разочарования я провел руками по волосам. — Забудем про пиццу. Другое предложение еще в силе, по крайней мере, пока ты не перережешь мне горло.
— Я бы никогда этого не сделала, — сказала она с искрой в глазах. — Ты этого не стоишь.
— Хорошо.
— Но я не знаю, почему ты списываешь со счетов пиццу. Думаю, эта беседа продолжилась бы намного лучше с сыром и пепперони.
Перед глазами сразу же встало воспоминание. У нас с Дарьей первое свидание, мы смотрим "Таинственный Театр>28" и едим пиццу из Домино>29 на тонком тесте с сыром и пепперони.
Тогда я был другим человеком. Все казалось таким важным, каждый момент был наполнен своеобразной непреодолимой страстью, о которой многие люди смогут лишь читать. Мы были добровольно поглощены нашей болезненной любовью, и кто бы ни говорил нам, что стоит немного, всего лишь немного нажать на тормоза — что же, они просто не понимали.
Говоря прямо, мы слишком спешили.
Я не собирался делать снова этой ошибки. Не зависимо от того, насколько меня интересовала Дженна — насколько мне хотелось знать, какой бы остроумной она была, когда ползала бы по полу моей кухни только в кружевном фартуке — я не собирался снова ни с чем больше спешить.
Секс лишь все путает. Конечно, когда я встретил Дарью, мне было девятнадцать — мне хотелось бы думать, что я сильно повзрослел с тех пор. Определенно, я стал умнее. Но я не был уверен в других частях своего тела.
И поэтому мне нужно было держаться подальше от Дженны. Если только она не согласится стать моей женой. Но даже после, мне лучше быть осторожным.
Ты идиот, вот ты кто. Неужели ты действительно думаешь, что сможешь устоять перед ней, когда она станет жить с тобой?
Неважно. Она будет сопротивляться мне.
Мне нравилось говорить это себе, но было абсолютно бесполезно отрицать то, как она смотрела на меня. Под всем раздражением и разочарованием всегда что-то скрывалось — определенный взгляд ее глаз или изгиб ее улыбки, предавая ее и выдавая, как сильно она хотела сорвать с меня этот костюм и узнать, выгляжу ли я так же хорошо, как и предполагает мастерски сшитая ткань.
Дженна все еще смотрела на меня с выражением на лице, похожим на жалость. И я совершенно не мог вынести этого.