) вылетел за мною следом. Вот неудобный момент!..
– Вы куда? Можно мне вас проводить?
– Вот уж – нет! Совсем не надо мне вас!..
– Не торопитесь! Пройдемте, освежитесь, а то в телеграфе душно. Это же вредно… Ну, пойдемте: ведь Евлогий Петрович только раз придет еще в телеграф – он пользуется отпуском и едет домой – на полтора месяца…
– Всего хорошего: вам – туда, а мне – налево!
– Нина Евгеньевна, нет! Пойдемте по тротуарам – и вот туда?..
– Не хочу! – отрицательно качаю я головой, а потом, дойдя до поворота, неожиданно быстро поворачиваю в ту сторону, куда он просил.
– Ну, за это я вас на Пасху поцелую – как хотите!
– Хорошо, что Пасха далеко. За этот промежуток мы можем так далеко уехать друг от друга…
– О, нет! Мы будем праздновать Пасху гораздо скорее! По самоновейшему, нами созданному стилю…
И удивительно, в его тоне (ведь он уж это болтает глупости – говорит то, чего говорить не следует!) нет ничего, что могло бы оскорбить, отозваться особым привкусом. И всё это я пропускаю мимо ушей…
Поворачиваю обратно…
– Меня ждет работа, и Наталья Петровна хочет спать…
– Пойдемте тогда в (Александровский) сад: будем играть на лотерее – деньги найдутся?..
– Нет, это будет долго!..
– Ну-у! Я на коленки стану!
– Еще что?!
– Хорошо, тогда – еще до конца тротуаров. Я вам что-то скажу, вы мне что-то скажете… И мы пойдем вот так… хорошо-хорошо… – Он берет меня под руку.
– Нет, мы пойдем как следует, – освобождаюсь я…
– А разве мы ходили как-нибудь не «как следует»? Точно вы на меня смотрите, как на политически неблагонадежного!..
– Ну, положим, я не знаю, насколько вы политически благонадежны… А вот мы пойдем так просто – и мило… А что вы мне скажете?
– Настроение пропало, теперь ничего не скажу…
– Ну, так – до свиданья! Расходимся!..
– «Не хочешь – так и наплевать на тебя!» – подумали вы, да?
– Я этого не сказала. Верно, вы так хотите сказать? Ну, скажите, – прошу…
– Никогда вы от меня этого не услышите!
– «Никогда»? Это – большое слово. Так легко его нельзя говорить…
– Пока я собой владею. А если в гнев введут… Ну – я буйный тогда…
– Я попробую…
– Вам этого никогда не сделать. Надо задеть очень за живое, за чувствительные струнки. А вы никогда не заденете, не так вы воспитаны… Да, кроме того, надо знать меня вдоль и поперек…
– Ну, хорошо. Так говорите же скорей! Тогда я пойду с вами – до дому, в сад… Ну!..
– Никакой ценой! Никакой! Этого вы не услышите. Я себя не продаю…
– Ну – прощайте!..
И разошлись… Я потом немножко покаялась, что не пошла в (Александровский) сад. Ночь была удивительная: загоралась заря, и в саду запевал соловей, влажной прохладой напоен был воздух, и травы дышали ароматами…