Ваня
Руины заросли травой и кустами. Незнающим людям не определить, что на их месте было. Небольшой кишлачок, разрушенный временем? Ферма какая? Или погранзастава, разбитая снарядами, взорванная лет двадцать назад?
Ваня плакал, а я вспоминал, как сам оказался здесь – молодой и худой начинающий репортер со своим микрофоном наперевес. Тела пограничников тогда уже увезли, остался труп одного из нападавших. Он лежал в траве у самых ворот, под деревом. Безумная, ошалелая от канонады гнедая лошадь, цокая копытами, бродила вокруг, пугала меня, то и дело тыкаясь мокрой мордой в плечо и в шею. Развалины заставы еще дымились. Было трудно поверить в то, что произошло. А еще труднее в то, что я снова приеду сюда ровно через двадцать лет после боя.
Любить военно-транспортную авиацию невозможно. Уважать – да, любить – никогда. Хотя бы за ее дикую непредсказуемость. Садишься в самолет, чтоб с оказией лететь, скажем, в Адлер, – запросто можешь приземлиться в Ростове. Или в Шайковке. Или в Мигалово. Да черт-те где. Ты можешь, надеясь добраться быстро, застрять на каком-нибудь промежуточном аэродроме, вдали от цивилизации. Мучаясь от солнцепека, будешь спрашивать: «Почему не летим?» И тебе могут ответить: «Взлет не дают, погода плохая». А на улице ни ветерка, ни дождинки. А все очень просто: у пилотов обед, они уехали в летную столовую, а там, может, и в город заскочат, на местный рынок, туда-сюда. А если уж у кого-то из экипажа зазноба живет рядом с аэродромом, тогда вообще кранты.
Вот и сейчас я лежу на мешках с сахаром, аккуратно сложенных штабелями в огромном чреве транспортного самолета «Ил-76». На улице февраль, девяносто третий год. Вторую неделю мы не можем взлететь с аэродрома Чкаловский. Экипаж то прогревает движки, давая нам надежду на взлет, то вырубает их, заставляя нас мерзнуть. Когда наконец пойдем на Душанбе, неизвестно. Отходить от борта нельзя, вдруг он улетит. Вот и мучаемся. Это первая моя командировка, недавно меня взяли репортером в штат «Радио России». Перед убытием собрались в кабинете директора Алексея Владимировича Абакумова. Атмосфера совещания мне понравилась. Общались не начальники и подчиненные, а команда авантюристов. Обсуждение оказалось коротким.
– Из Таджикистана у нас ноль, нет информации.
– Надо ехать.
– Как? В Душанбе? Туда ничего не летает. Город в осаде.
– А военные? Надо связаться с КП авиации, подбросят.
– Гришин, Сладков, давайте.
Первый перелет в Таджикистан. На мешках с сахаром
И вот мы даем, морозим задницы на сахаре, предназначенном для воюющей российской 201-й дивизии. Антон Гришин, мой напарник, молодой худощавый парень с русой бородой и в больших очках, валяется рядом. Из пассажиров в нашем лайнере мы да представитель душанбинского Военторга Рахим. Форма одежды его соответствует положению: норковая шапка, мохеровый шарф, дорогая дубленка. Это его сахар. Точнее, он ответственный за доставку. Сначала мы изводили Рахима: когда полетим? Потом спрашивали экипаж. Бесполезно. Рахим пожимал плечами, летчики молчали, как изваяния. Наконец, у меня созрел план. И мы его тотчас реализовали. Рахим взвалил на плечо мешок сахара и отнес его на Командный пункт. Через пять минут самолет уже брал курс на Таджикистан.