Невеста дьявола (Четвинд-Хейес, Оппенгейм) - страница 26
— Ешь, — позвала старуха.
Скрежетание — может быть, это было дыхание? — стало громче, затем участилось; размеренное похрустывание камней, тяжелая поступь и снова болезненный кашель.
— Ешь, — повторила старуха и быстро отступила назад в пещеру.
Из темноты медленно вышел тот, кто издавал эти звуки — он заполнил собой весь дверной проем, и в тот же миг мозг Джеймса пронзило сознание грозящей ему и Лидии опасности.
В дверях стоял мужчина приблизительно двадцати футов ростом, около семи футов в плечах, с огромной, похожей на дыню головой и парой черных слезящихся глаз, каждый размером с блюдце. Густой седой волос, покрывал его тело. Пучки волос, торчавшие из ушей и ноздрей, были рыжеватого цвета и на вид жесткие, как свиная щетина. Желтая, с пятнами крови слизь капала из раздувавшихся ноздрей гиганта, и вся заросшая густым волосом кожа крупными складками обвисала с его могучего остова. Старуха указала на перевязанную веревками Лидию, которая к этому времени пришла в сознание и только жалобно всхлипывала.
— Ешь. Вкусно.
Полный, отупляющий ужас… Страх и ноющая боль в голове. Громовой голос приказывает Джеймсу собрать безвольное тело и спасти Лидию. Спасти Лидию! Но она сама виновата — всему причиной ее глупый эгоизм. Им надо было остаться в машине, на дороге в Лизард, и тогда этот… Зрелище был чудовищным, и одновременно — восхитительным. Гигант притягивал своей отвратительной наружностью; он казался неотразим в собственном уродстве, и пальцы Джеймса сжались, желая удержать воображаемую кисть, уголь… Нет, сначала он должен спасти Лидию. Это сначала… а потом… потом… Его руки и ноги снова обрели способность двигаться; его мозг, казалось, стал больше, превратился в кипящую массу клокочущей ненависти; Джеймс только не знал — против кого или чего эта ненависть… Потом что‑то оборвалось внутри него, и боль исчезла. Он поднялся и шагнул вперед, сильный и неустрашимый…
Гигант наклонился и протянул к столу безобразную волосатую руку, на которой не было большого пальца. Ногтями он подцепил веревку и потянул; веревка с треском лопнула, и Лидия пронзительно закричала; жуткий, душераздирающий крик.
Странно обновленный, Джеймс нагнулся — как трезво и холодно работал его мозг! — и вырвал длинный лоскут из забрызганного грязью, наполовину сгнившего половика. Сунул его в огонь. Лоскут вспыхнул оранжевым пламенем. Как факелом размахивая им над головой, Джеймс двинулся навстречу великану; тот отступил, больше удивленный, чем испуганный. Вокруг него в страхе кружилась старуха.
— Нет… нет. Он последний. Больше никого нет. Все умерли. Не надо. Данмор последний.