— Ты часто видишься с мамой? — спрашивает Кит. Она по-прежнему ест хлеб, и это хорошо. Я буду продолжать говорить с ней, чтобы она продолжала есть. Ведь я понял, что сегодня она целый день провела голодной.
Я мотаю головой.
— Она умерла несколько лет назад.
— О! — Её рот перестаёт двигаться, и она с трудом проглатывает. — Мне очень жаль.
Я пожимаю плечами. Это была нелепая случайность.
— А твой отец? — спрашивает она.
— Он ушёл сразу после смерти мамы, — рассказываю я. Это всегда было тяжёлой частью. — Я думаю, нас было слишком много для него. — Я смеюсь. Но в этом нет ничего смешного.
— Значит, остались только ты и твои братья?
Я киваю.
— Когда отец ушёл, Пол взял на себя эту ответственность. Ему пришлось так сделать, чтобы нас не разделили.
— Ничего себе. — Это всё, что она говорит. Просто «ничего себе». Похоже, она озадачена.
— Мы справляемся, — говорю я. Мне не хочется, чтобы она меня жалела. — А как насчёт тебя? Где твоя семья? — Я жду, словно ребёнок в кондитерской.
Но она отрицательно качает головой.
— Не скажу, — говорит она.
— Это нечестно.
Она выставляет палец, точно так же, как делаю я.
— Понимаю, что нечестно. Но лучше, если ты не будешь знать.
— Лучше для кого? — спрашиваю я. Меня немного бесит, что она всё скрывает. У неё есть право на свои секреты. Но мне это не нравится.
— Это сложная ситуация, — начинает она. — И я не могу тебе объяснить.
Она снова смотрит на мои татуировки. Её глаза перебегают от одной к другой. Их так много, что трудно посчитать. Но я обязан показать ей её тату.
— Хочу, чтобы ты кое-что увидела, — говорю я. — Но боюсь, ты на меня разозлишься.
Она сразу же настораживается.
— Почему? В чём дело?
Я поворачиваю руку и показываю на её татуировку, сделанную на внутренней стороне моего запястья. Там было свободное место, которое я специально берёг для чего-то особенного. Она наклоняется ближе и с шумом выдыхает. Я чувствую её дыхание на своей коже.
— Это же моя тату, — говорит она.
Она берёт меня за запястье своими руками и подносит ближе к лицу.
— Ты злишься? — спрашиваю я.
Кит на мгновенье переводит взгляд на меня, но тут же возвращается к татуировке. Она рассматривает каждый штрих. Её руки дрожат, и она крепче вцепляется в меня.
— Ты её изменил.
— Мне показалось, что тебе нужен был выход.
Я набил себе эту тату, потому что был заинтригован скрытыми в ней секретами. И это творчество. А я ценю творчество в любой его форме.
Она сглатывает. С трудом. И тут её глаза наполняются слезами. Она моргает, чтобы остановить их. А потом поднимается и бежит в направлении уборной.