– Он говорил, к кому должен заехать?
– Сказал только, что к землякам.
– Может он говорил, с какой целью?
– Сказал, хочет посодействовать в каком—то деле. А вот в каком? Простите, не знаю.
– Он с собою не брал больших денег?
– Нет, при нем было рублей пятьдесят, не более.
– В последние дни перед отъездом Дорофея Дормидонтыча ничего странного не происходило? Он не был чем—то расстроен?
– Нет, он не таил от меня ничего.
– Скажите, часто он так исчезал?
– О, что вы? Он любил точность во всем, если говорил, что вернётся к полуночи, то непременно тогда и возвращался. Отъезды, конечно, бывали, но не часто и не на столь длительный срок, – женщина подняла на Василия Михайловича черные глаза, – Вы нашли его? Он убит?
– Почему вы думаете, что его убили?
– Полно, господа, Нарвская застава славится по всему Петербургу, как опасное место. Вы нашли его?
– Вам стоит проехать в Александровскую больницу для опознания.
– Значит, нашли. – Она словно не слышала последних слов штабс—капитана, на лице не дрогнула ни единая мышца, только сжались в щёлочку губы.
– В последние дни Дорофея Дормидонтыча не спрашивали?
– Что? – Мария была занята своими мыслями и не услышала вопроса.
– Никто не спрашивал Дорофея Дормидонтыча после отъезда?
– Нет, у меня никто, может быть, у Семена?
– Иволгина?
– Да, его.
Штабс—капитан поднялся с кресла, вслед за ним и Миша.
– Вы в состоянии проехать в Александровскую?
– Да, да, я только накину на плечи шубу, – безучастно отвечала Мария, приготовившись к самому трагическому финалу.
До Фонтанки доехали быстро, мороз хоть и щипал за щеки, но пошёл на убыль. Дворники почистили проезжую часть от выпавшего накануне снега тротуары, а тротуары посыпали, как предписывало указание городского начальства, песком, почерневшим под ногами пешеходов.
Мария не произнесла ни слова, уставилась в одну точку и думала о своём, казалось в санях сидит белая мраморная статуя, только выбившиеся из—под платка волосы трепались встречным ветром.
В морге больницы, где на металлическом столе лежало тело, было прохладней, чем на улице. Миша поправил воротник и шёл последним.
Мария едва передвигала ноги, боялась увидеть неизбежное, к которому приготовилась в первую ночь отсутствия Дорофея Дормидонтыча, когда не смогла сомкнуть от беспокойства глаз, и поутру побежала к околоточному, который только отмахнулся, отговорившись сальной шуткой. Сейчас на ее лице не было ни слезинки, все выплакала тогда, когда ёкнуло в груди, и к горлу подступил какой—то горький ком.
– Прошу, – их встретил служитель, – вам неопознанного показать с Курляндской?