– Сиди уж. – Произнёс Иван Иванович с приветливым выражением на лице, но глаза выдавали его и выражали обеспокоенность за состояние приятеля, – что за беспокойство. Как самочувствие?
– Сам видишь. – Иван Андреевич откинулся на спинку кресла, – пройтись толком не могу, голова кружится.
– Ну, ну. – Соловьёв пригрозил рукой, – пока есть такая возможность, набирайся сил.
– Что с моим крестником? – Иван Андреевич жестом указал на голову.
– Препровождён в Литовский и хорошая весть, что дело в Шувалловском. Кажется, обрело новую жизнь. Выявлен настоящий убийца, но, к сожалению, против него нет ничего. Только слова твоего крестника, – теперь и глаза Соловьёва потеплели, – Григория Шустова.
– Это каждый присяжный поверенный обернёт в нужную преступнику сторону.
– То—то и оно, мы изловчаемся приводить злоумышленников для законного наказания, а они, наоборот, делают все, чтобы те получили оправдательный приговор.
– Это, Иван, к тому, чтобы мы искали лучше и не надеялись на судью.
– Тоже верно, ты отдыхай. Набирайся сил, скоро пригодятся. По лицу штабс—капитана видел, что он тоже ухватился за кончик ниточки. Так вот все пока идёт довольно хорошо, – успокоил Ивана Андреевича Соловьёв.
Не смотря на девятый час, улицы обезлюдили, то ли от усилившегося мороза, то ли по иной причине, но Соловьёв шёл по Большой Морской почти в одиночестве, если не брать в расчёт городовых, несших службу у полицейской части и поодаль у управления градоначальника.
Дежурный чиновник на вопрос ответил, что Путилин в своём кабинете один. С четверть часа тому Орлов и Жуков покинули сыскное отделение. Нет, говорил чиновник, возвращаться не собирались.
Соловьёв постучал и сразу же открыл дверь. Иван Дмитриевич не успел поднять головы. Что—то писал.
– Слушаю, – произнёс Путилин и только после того, как посмотрел на вошедшего, – а, Иван Иваныч, а я уж думал чиновник по мою душу. Проходите, как себя Волков чувствует? Не нужно ли чего? Не то он всегда молчком, а у самого, как я знаю, в животе сильные боли присутствуют.
– Хотя держится молодцом, – Соловьёв присел, только расстегнув пальто, шапку снял, ещё поднимаясь по лестнице, и сейчас держал в руке, – но несколько дней покоя ему нужны, как воздух.
– Не смотрите на меня так, Иван Иваныч, у меня нет никакого желания привлекать его к розыскам. Пусть здоровьице сперва подлечит. Это, на мой взгляд, важнее всего. Я не собираюсь терять такого молодца.
– Не сомневался.
– Только вот завтра, Иван Иваныч, придётся мне применить начальствующий тон, – у Соловьёва на лице появилось удивлённое выражение, – и отправить непослушного великовозрастного детятю домой поправлять здоровье.