Эта нить крепче прочих, не оборвать так просто…
Значит, это будет непросто.
Мир — натянутые до звона нити взаимосвязей, но сейчас есть возможность, есть силы…
Силы… Силы на исходе. На исходе и тают, как снежинка на ладони…
Прочь, тварь…
Чьи-то руки обхватили за талию, крепко вцепившись в одежду, к ноге прижалось тонкое маленькое тело, и светлая макушка оказалась совсем рядом…
«Держись, мам. Я помогу»…
* * *
Человек может всё.
Стоишь на ногах, Гессе?..
Да. На траве легче.
Назад, вправо, снова прыжок в сторону и удар — первый удар за все это время, опасный, вблизи…
Меч рвануло из руки, едва не вывернув пальцы, и в локте вспыхнула боль, ринувшаяся к плечу и отдавшаяся короткой вспышкой где-то в затылке. Ладонь разжалась, выпустив обвитый цепью клинок, и тот, сверкнув на солнце мутной молнией, отлетел прочь…
Доля мгновения…
Однажды ты осознаешь, что видишь…
Вот она!
Та самая часть короткой секунды, когда цепь унесла груз далеко в сторону и еще не вернула для нового удара, а вторая, безоружная рука противника отставлена чуть в сторону для равновесия и потому сразу ударить не сможет тоже…
Вперед.
Не думая, не просчитывая больше.
Пригнувшись, слыша гул воздуха под пролетевшей над головой цепью с тяжелой гирей. Наземь — кубарем, в ноги, толкнув в колено плечом и почувствовав, что противник пошатнулся, сбился с ритма и равновесия. Котом извернувшись на траве, извернувшись так, как никогда бы и не ожидал сам от себя — отпрянув в сторону от нового удара. Захватив ногами ноги противника и извернувшись снова, вкладывая в толчок всю массу тела и всю силу — всю, какая осталась…
Wagen gewinnt…
Хауэр бы не одобрил — und wagen verheust[137].
Рядом с плечом в дерн врезалась тяжелая гиря, брызнув в лицо клочьями корней, травинок и песка, колени чуть не вывернуло в обратную сторону, едва не переломив суставы…
Каспар рухнул лицом вверх как-то разом, будто подсеченное дерево, издав сдавленный рык, и показалось, что в этом зверином звуке впервые за все это время прозвучало что-то совершенно человеческое, обыденное, привычное. То же разочарование, та же обида на себя, мир вокруг и несправедливую судьбу звучала в похожем раздраженном рёве старших собратьев по шайке, когда им случалось быть побежденными в драке, особенно — побежденными младшим…
Вывернувшись на траве, Курт выпустил рукоять кинжала, уперся ладонями в землю и, рывком распрямив ноги, обеими пятками ударил упавшего под челюсть. Ощущение было таким, будто врезался ногами в землю, спрыгнув с высоты собственного роста; и через этот удар, кажется, истекли последние силы — уже даже не те, что отводились для боя, а те, какие оставались всего лишь на то, чтобы дышать и двигаться…