— Нет, не говори так. Это невежливо. Готов поспорить, Салли слышит. Да, она действительно слышала и качает головой. — Все еще продолжая слушать, Джеймс усмехнулся:
— Что-нибудь еще? Нет? Ну хорошо, как только что-то раскопаешь, тут же звони нам. Мы останемся здесь на обед, тут же и переночуем. — Вешая трубку, он все еще посмеивался. — Обожаю слушать, как Диллон ругается. Он не очень хорошо умеет это делать — просто повторяет снова и снова одно и то же. Я пытался кое-чему его обучить, так сказать, расширить его словарный запас — ну, ты знаешь, есть кое-какие фразы, которые включают изрядное количество действительно грязных слов — части тела там, слова из области метафизики, и все такое. Но он просто не в состоянии их освоить. — Квинлан продемонстрировал ей несколько примеров, принимая для каждого случая соответствующую позу. — А вот этот, например, лучше получается у Брэммера, но только тогда, когда он действительно рассержен на одного из агентов…
Салли так хохотала, что упала на кровать. Потом вдруг пришла в себя. Смех? Какой же тут смех?
— Будет тебе, Салли! Иногда полезно забыться. Слышать, как ты смеешься, просто замечательно. Пожалуйста, делай это почаще. А теперь, когда я удовлетворил твои тайные непристойные желания, давай-ка пойдем, отведаем стряпню Марты.
Это был настоящий пир, как справедливо заметила Кори Харпер. Лучше, чем бывает на День Благодарения. Марта внесла огромное блюдо, в центре которого была гора жаркого, а вокруг — овощи: морковь, картошка и лук. Была тут и огромная миска салата «Цезарь» с терпкой заправкой, и чесночный хлеб — такой, что и впрямь язык проглотишь, а на десерт — яблоки, запеченные в тесте, покрытые хрустящей корочкой. Помимо все-то этого сбоку еще стояла порция баклажанов. Тельма не должна ждать. Она рассчитывает получить свои баклажаны ровно в четыре тридцать.
Марта появлялась как раз в нужный момент, чтобы вновь наполнить их стаканы таким прекрасным каберне «Совиньон», какого никто из них давно уже не пробовал.
Особенно она кудахтала вокруг мужчин, убеждая их поесть как следует. Наконец Квинлан бессильно уронил вилку и со стоном откинулся на спинку стула.
— Уф, Марта, еще немного — и Господь покарает меня за прожорливость. Вы только взгляните на Дэвида — его рубашка так натянулась, что пуговицы, того и гляди, отлетят. С вами даже худой Томас в два счета отъестся. Поскольку я настоящий джентльмен, то уж молчу, как объелись наши женщины.
Салли швырнула в него корочкой чесночного гренка. Потом повернулась к сияющей Марте.
— Так вы говорите, запеченные яблоки. Запеченные в тесте, Марта?