– Ты убил ее.
Человек прищурился, губы сжались в тонкую линию, глаза больше не светились мягким светом. Они излучали ненависть.
– Хватит чушь городить.
– Ты знал, что она умрет, потому что ты сам собирался это сделать. Ты сказал мне, что твоя жена умерла, а ведь она тогда была еще жива. Ты убил ее!
– Замолчи! Я не дам тебе нарушить мой план! – и прежде чем она успела понять, что происходит, он приблизился к ней и резко выбросил кулак ей в лицо…
Федотов сидел напротив Мешкова, затравленно озирался по сторонам, потирая запястья, с которых только что сняли наручники. Его колотило, и когда он вытер лицо, с которого градом катился пот, Мешков заметил, что рука у него мелко дрожит. Тем не менее, у него хватило смелости спросить с вызовом что все это значит, и почему они привезли его сюда. Голос у него тоже дрожал, срывался и было понятно, что эта реплика, произнесенная даже дерзко – единственное, на что его хватило, что он едва владеет собой и с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться. На него было жалко смотреть.
Он попросил воды, и Вадик, нехотя поднявшись, налил ему воды из графина. Вода была теплой, даже мутноватой. Но Федотов, дамский любимчик и сноб, не обратил на это внимание. Он жадно пил воду, зубы стучали о край стакана, вода выплескивалась и заливала ему руки и грудь.
Он спросил, что все это значит и посмотрел почему-то на Вадика, который не ответил и молча уселся на стул в самом дальнем углу комнаты.
Федотова задержали, когда он выходил из дома.
Он собирался поехать к совей девушке, что, конечно, было неправдой. Потому что его девушка велела ему больше не приезжать и не звонить и вообще оставить ее в покое.
Дома у него нашли небольшую спортивную сумку с деньгами. Полтора миллиона рублей в банковской упаковке. Его мать, пожилая женщина с короткими седыми волосами, изумленно ахнула, начала плакать.
Федотов жил с ней в двухкомнатной маленькой квартире, с допотопной мебелью, старыми, потравленными молью коврами и выцветшими обоями. Он мечтал вырваться отсюда и наверное, готов был пойти на крайние меры.
Виолетта сразу, без всяких сомнений опознала в нем мужчину, который выходил от Тучковой. На нем даже была все та же одежда – серое поло и черные брюки. Сумку она тоже опознала.
– Я не убивал ее. – Федотов повернулся к Мешкову.
Мешков слышал эту фразу множество раз. Иногда она произносилась с мольбой, иногда как сейчас, с вызовом. Иногда это оказывалось правдой, иногда – нет. Но сама по себе эта фраза ничего не значила, и Мешков знал это. А Федотов не знал и посмотрел на него в ожидании.