Самое главное – что дальше? Как теперь жить?
Остаться с этой сумасшедшей на базе? А может, лучше вернуться в деревню? Вдруг, Масу Аминчи выжила и сейчас уже там? Сколько солдат до сих пор остается в лесу? Хватит ли горючего хоть на половину обратного пути?
Элли стало дурно и её стошнило на пол.
– Не могу поверить, чтобы я была такой слабой.
– Вы – это не я. Я никогда не стану такой.
– Я бы посмотрела, как ты бы организовала сопротивление, как наладила бы производство воды, как научила бы людей добывать еду в этом адском пекле. Какой бы ты стала после Конца Света. После того, как на твоих глазах погибло человечество.
– Я не видела ничего такого.
– Ещё бы. Поэтому ты такая бойкая. Ты не видела, как люди голодают. Как сходят с ума на болоте и превращаются в диких уродливых животных. Как без воды и кислорода твои товарищи теряют остатки рассудка. Всё, что мы смогли вытащить из обломков, всех полезных запасов хватило не надолго. В первые пять лет от радиации умерло больше людей, чем от стрел твоих зеленых любителей ягод за все нынешнее время. Сейчас нас осталось мало, но до последнего вздоха мы будем делать то, ради чего живем – мы будем мстить.
Здание сильно затрясло, стеклянные колбы полетели на пол звонкой россыпью.
– Что за черт? – Несущая поперечная балка сорвалась с потолка и рухнула прямо на женщину, придавив ей туловище.
Элли ещё раз с сожалением глянула на остатки Джазза, переступила через упавшее оглушенное тело женщины и выбежала наружу.
Вдали готовился проснуться и начать извержение спящий Свардау. Огромное облако дыма медленно поднималось над жерлом. Вулкан собирался взорваться и накрыть Гелиос тяжелым облаком смога.
– Стоять! – несколько изможденных вооруженных солдат подошли к Элли вплотную. Откуда они взялись?
– Ты ещё откуда, такая мелкая? Синий, а может съесть её? – сказал старший и направил на Элли острый штыковой нож.
И вдруг стало тихо-тихо.
Тихо настолько, как может быть, только если тебе полностью отключили слух.
Кончик штыкового ножа, направленный в лицо Элли, начал плавиться, стекая крупными тянущимися каплями на землю. Вслед за лезвием начала стекать вниз рука солдата. Сначала кожа, оголяя мясо, сухожилия, а потом и кость. Лицо солдата перекосила гримаса боли и ужаса. Он был жив, чувствовал и видел всё это, кричал. Но Элли не слышала ничего. Товарищей людоеда постигла та же участь.
Как будто художник, недовольный своим нарисованным акварельным рисунком, плеснул на него водой, от чего краски размокли и потекли вниз. Вскоре от солдат остались только кровавые лужи.