Роман Флобера (Казаков) - страница 32

Я мирно качался в троллейбусе по Ленинградке. Поездки на этом виде общественного транспорта всегда приносят некоторое успокоение и смягчение моих нравов. На остановке под домом народа садится мало и можно спокойно занять благостное место у окошка и наблюдать мелькающий бардак из-за стекла. Пусть я прокатаюсь часа на полтора больше, но зато нет ужасов нынешнего московского метро. Да и спешить-то особо некуда. На разгуляй в Кусково я по-любому успею.

Опять же персонажи вокруг. Я наблюдал как-то зимой два чудесных эпизода. После того как в троллейбусах ввели, забыл, как называется этот ящик, в который надо пихать билетик, водители просто озверели. Однажды в центральную дверь вошел розовощекий такой мент-курсант. Ну, вошел и вошел. Делов-то на кучку гороха. Но мент прошел-то не в ту дверь и не сунул билетик в устройство. Увидев такой волюнтаризм, водительша-хохлуха аж подпрыгнула. Тормознув машину на самой развязке у «Сокола», она, гортанно заорала, схватила веник – откуда у нее в троллейбусе веник? – и бросилась на юного мента.

– Какого собачьего уха! – возопила водительша. И это была единственная понятная фраза. Далее шел невразумительный набор малоросских народных мудростей и прибауток про коварных ежей-москалей, коварно влезающих в задний проход честных украинских селянок.

Бедный ментяра, даже мне стало жалко его, от обиды чуть не пустил слезу, когда хохлуха одним мастерским движением схватила его за курсантский погон, развернула и дала такого пендаля, что тот через мгновение воткнулся головой в придорожный сугроб!

Водительша победно, как священную хоругвь победы, воткнула веник рядом с рулем и торжествующе дернула троллейбус дальше. Народ испуганно примолк, и в машине было непривычно тихо аж до следующей остановки.

А второй эпизод был прямо противоположен предыдущему. Здоровенный мужик, по пьяности приближающийся к хламу, тоже вошел в центральную дверь без билета и радостно запел что-то лирическое из Эдуарда Хиля. Водитель, уже мужчина, а не хохлуха, остановил машину, вбежал в салон и начал орать. На что амбал добродушно улыбнулся и треснул ему по роже. Отчего тот, делая сложные акробатические кульбиты, мгновенно зарылся в соплях в горячем снегу. Тут уж народ не молчал:

– Верните водителя! Нам ехать надо!

На что пьяный честно извинился, дескать, горячку спорол, вышел на улицу, схватил лежащего без чувств водилку, аккуратно внес и водрузил, как чучело, на рабочее место. Через некоторое время мы и впрямь поехали.

Наконец, прокляв все пробки на Садовом кольце, я меланхолично дополз до Последнего переулка. Именно здесь, в самых центрах, между Сретенкой и Цветным бульваром, еще в мае, я поселил незабвенную воспитанницу. Хоть комната в коммуналке, но это все равно отлично.