– Значит, все, что говорили о вас, правда? Где же ты выкопал волшебный манок?
– К базарным разговорам не прислушиваюсь. Со стороны иногда видней, но она, по-моему, и не подозревает о моей любви. И, чтобы сразу внести ясность, я буду за нее бороться.
– Как?
– Постараюсь быть лучше тебя.
– Г-мм!.. И в бою?
– А ты не считаешь меня мужчиной?
– Хорошо! – Кроткий сел на кровати. – Лады! Я принимаю вызов! Парубком я дрался за дивчат на кулаках, а сейчас самая трудная борьба. В моральном смысле, как сказал бы наш комиссар. И приз неплохой.
– Еще такое слово, и я ударю тебя, – угрюмо сказал Романовский.
– Ляпнул что-то не так?
– Тебя к финишу манит золотой кубок. Начинаю думать, что к нему ты можешь скакать и на человеке.
– Вот это уже запрещенный удар!
– Прекратим болтовню, Михаил!
– Здравствуйте! – раздался голос Кати от двери.
В землянке было уже темно, и никто не заметил, как вошла девушка. Она подошла к столу, попросила у Кроткого спички и зажгла лампу. Внимательно посмотрела на мужчин, стоявших почти навытяжку: в глазах Романовского сквозила растерянность, Кроткий широко и радостно улыбался.
– Привет, кохана моя! – протянул он обе руки.
– Здравствуйте, Миша, очень рада вас видеть здоровым и бодрым. Вас приглашает в штаб командир полка.
– Так пойдем же! – воскликнул Кроткий и рванул с гвоздя шинель.
– Дорогу, надеюсь, не забыли? Я остаюсь здесь. – И Катя начала расстегивать пуговицы меховой куртки.
– Ты слышала все? – тихо спросил Кроткий
Катя не ответила. Он помялся у порога и вышел.
– Зря ты так, – сказал Романовский, отводя взгляд от широко раскрытых влажных глаз девушки.
* * *
– Тот разговор ни при чем! – резко сказал Кроткий. – Быльем поросло! Или ты считаешь, что стал лучше меня, а я так и остался ослом?
– Если хочешь разбить Туманова и Свету – остался! Будешь рычать – она просто уйдет от тебя. Твой характерец! Только она счастливее – удостоилась настоящей любви.
– Ты разговаривал с ним?
– Нет, с ней… Она любит… Садись, Миша, давай чай пить.
– Сейчас твой чай не полезет в глотку. Свел разговор на дочь – бог с ней, как знает! – а я не могу переварить брошенные мне упреки по службе. Пусть я еду на авралах, жму на людей, которых изматывает неорганизованность. Но кто-нибудь пищит из них, кроме Пробкина? Ведь понимают, не для себя стараюсь!
– Как кто пискнет, ты их по карману. А у твоих ребят он не из крепких.
– Согласен! Летные качества санитарных самолетов оставляют желать лучшего. Согласен, что, проболтавшись восемь часов в воздухе, мой пилот прилетает как выжатый лимон. А зарабатывает вдвое меньше второго пилота большого самолета. Но при чем тут я? Сходи на завод, побывай в колхозе, загляни туда, где делают соски или книги, – везде найдешь подобное! Да и ошибка ли это? За эксплуатацию сложной техники всегда платили больше. Да и в деньгах ли счастье?