– Померещилось… Авиационная эмблема на петлице привлекла. Давно уж такую форму не носят летчики. Красива, а?
– Там формы не видно. Один воротничок. И птичку незаметно! Вы знаете этого военного, Борис Николаевич? – внимательно вглядываясь в Романовского спросила Маша.
– Если очень захочешь, птичку можно различить, Маша, – грустно сказал Семен. – Белая… большая белая птица… Я ее пацанчиком во сне видел, да и сейчас иногда вижу…
Романовский встал и не выпуская из рук медальон, пошёл к двери:
– Пойду… Не дадите ли на время медальон? Я попиливаю безделушки из оргстекла, и хотелось бы снять узор с него. Уж больно работа филигранная.
– Возьмите, – неохотно согласился Семен. – Только не потеряйте…
* * *
Этот ночью Романовский записал в дневнике
«У Семена оказался медальон майора Дроботова. Как он попал к нему? Неужели из чужих вещей? А может, все-таки…
Я, как наяву, вижу сцену, когда майор поздравлял Катю с первым сбитым самолетом и, показывая медальон, сказал: «Если бы не фотокарточки, наградил бы тебя, Катюша, вот этим талисманом. Механик подарил. Отправлю своему Сеньке с оказией…» Сеньке! Сына майора тоже звали Семен!.. А может быть, он сказал «Саньке»? Александр?
Не надо больше об этом. Не обнадеживай себя, Романовский. Столько лет ничего, и вдруг. Фамилия у парня другая. Лучше пиши о работе!
Как поставить на ноги Васю Туманова? Рецептик бы, рецептик!
А все-таки сына майора звали Семеном. Надо узнать все о Пробкине, проследить его путь с дней войны.»
* * *
А наутро никто не мог понять, как Романовский упросил руководителя полетов выпустить его в сбесившееся небо, да еще на «спарке» с Васей Тумановым.
В воздухе круговерть. Едва самолет оторвался от земли, сразу же попал в грозовую, ошалело бурлящую купель. Глухие удары сотрясали машину, крылья вибрировали, скрежетала обшивка. Самолет потонул в серой мути облаков.
Романовский передал управление Василию. Тот был хмур, его слегка лихорадило, но он боялся показаться растерянным. Времени он не ощущал и не мог определить: Романовский остановил бортовые часы. Машина, будто чувствуя неуверенность пилота, рыскала по курсу и высоте. Романовский делал вид, что не замечает этого. И Василий, бросив взгляд на спокойное лицо командира, почувствовал себя немного лучше.
– Закури.
– Я только балуюсь иногда.
– Вот и побалуйся!
Василий взял папиросу губами, не снимая рук со штурвала. Потянулся к огоньку и сразу же отпрянул от руки Романовского, выправляя завалившуюся машину.
– Прикуривай.
Василий прикурил, выпустил клуб дыма, вцепился глазами в приборы. Дым ему мешал, слезил глаза, лентовидной полосой тянулся в сторону Романовского и туманил авиагоризонт. Но вынуть изо рта папиросу Василий не решался – для этого нужно было сн