– А вот и мы, Димитрий Иванович!
Не оглядываясь на Малую свиту, наподобие цепных псов стерегущую своего повелителя (слава богу, что в нужник пока не додумались его сопровождать!), царевич с внезапно разыгравшимся подозрением просканировал окрестности. Затем ещё раз, на всё доступное ему расстояние.
– А что, хозяин, хорош ли парок?
Почти не слушая, что там ему говорят в ответ, сереброволосый подросток просеивал чужие эмоции – и едва удержал маску равнодушия на лице, когда всё же понял, в чем дело. Да, староста деревеньки (а у кого ещё могла быть самая лучшая банька?) сожалел. О том, что дочери ещё малы, и не могут услужить сыну великого государя! На жену же в этом вопросе расчётливый мужик не надеялся – уж больно стара да некрасива была она для такого гостя.
"Тьфу ты!".
Через полтора часа, отхлёстанный берёзовыми вениками до полного благодушия и лёгкой истомы, царевич отправился обратно. Покачиваясь в седле, он с толикой меланхолии раздумывал – не превратит ли селянин данные ему в награду за гостеприимство копийки в родовой талисман? Или всё же обменяет монетки на какую-нибудь четвероногую живность?
"Скорее второе, чем первое. Охо-хо, а всё же я славно сегодня потрудился в лазарете. С полсотни порубежников от могилы точно спас. И втрое больше рук и ног от ампутации!.. А вечером получил нежданный подарок и пищу для размышлений… Хм. Что это у меня ближники с такими хитрыми мордами переглядываются?".
И не только переглядываются: большая часть явно о чем-то сожалела, от Мстиславского шло лёгкое злорадство, а княжич Горбатый-Шуйский аж фонтанировал удовольствием и скрытыми надеждами.
"И что всё это значит?".
Всё выяснилось рядом с его шатром, стража которого самочинно пропустила в его походное жилище постороннего. Вернее, постороннюю, потому что Узор определённо был женским.
– Доброй ночки, Димитрий Иванович.
Не удостоив ближников ответом и излив толику неудовольствия на подобравшуюся охрану, царевич прошёл внутрь – а навстречу ему с уже расстеленного ложа поднялась…
– Хорошава?..
Пока юноша собирался с мыслями, заодно прогоняя прочь большинство из них, и подбирал слова, должные успокоить нервничающую девицу, та сама подошла ближе.
– Не бойся.
Если бы не способность чувствовать других, он бы легко усмирил кое-какие излишне своевольные части своего тела – но когда фигуристая девица с хорошеньким личиком аж полыхает эмоциями от горячего желания!..
– Я и не боюсь…
Это было правдой. Впрочем, такой же, как и ожидание красивой жизни – и прочих благ, что только мог принести ей статус наложницы государя-наследника. Ещё была твёрдая решимость всего этого добиться – благо, что царевич был очень красив собой, и переламывать себя Леониле не приходилось. Даже, хе-хе, наоборот – её энтузиазм прямо таки бил через край.