Внутри сработал сигнал тревоги, и Хендрик напомнил себе, что он человек практический. Он никогда не позволял себе руководствоваться сантиментами и ошибаться, но, разумеется, понимал, как чувства могут двигать другими и заставлять их совершать ошибки.
Он вновь оглядел зал, и взгляд опять остановился на Рахель Штайн. Он знал, — нельзя позволить, чтобы воспоминания сейчас помешали ему трезво оценить Рахель и ситуацию в целом. Но он никогда не предполагал, что ему еще раз доведется увидеть ее. Он долго учился не вспоминать ее имя — даже в ночных кошмарах. Его подсознание трепетало от воспоминаний о ней, о ее семье, ему не давали покоя мысли о том, до чего он, со всеми своими добрыми намерениями, довел их. Но, как ни крути, она была здесь — такая маленькая, уверенная в своей правоте, и такая старая. Он вспомнил, какой очаровательной крошкой она была когда-то. Ему нравилось смотреть, как загорались ее темные глаза, когда он дарил ей подарки. Теперь она ненавидит его. В ее сердце нет места прощению. Она считает себя единственной, кому пришлось страдать. Какое высокомерие, подумал Хендрик.
Вновь увидев ее, он едва не потерял самообладание. Что все это значит? Если сенатор Райдер пригласил Рахель Штайн в Линкольн-центр, значит, у него были причины, но он пригласил и Хендрика. Голландец не стал суетиться, а решил подождать и выяснить, что к чему. У него были на сей счет свои соображения, но он хотел знать наверняка.
Он не присоединился к бурной овации. Райдер пришел бы в бешенство, если бы Хендрик обнаружил себя, но это его мало беспокоило. Он направился из зала, быстро поднимаясь по проходу и глядя только вперед. Катарина сегодня должна быть здесь. Если она и увидит его, не выдаст. Подумав о ней, Хендрик почти явственно ощутил ее ужас и ненависть. Его дыхание участилось, в боку кольнула острая боль, но он не убавил шага.
Ты должна мне верить, моя Катарина.
Но этого, конечно, не будет никогда.
Все существо Райдера откликнулось на Джулиану Фолл. Такого у него не было ни с одной из женщин. Но, поймав на себе взгляд Рахель Штайн, он попытался скрыть свои чувства.
— Джулиана — пианистка от Бога, — спокойно заметила старуха.
— Да, она удивительна. — Райдер кашлянул, тщетно стараясь вернуть себе уверенность и надеясь, что эта невозможная женщина не заметит его волнения. — Удивительно талантлива.
Джулиана Фолл, стоя на сцене, раскланивалась — сначала одна, потом с дирижером, затем с оркестром. Ее улыбка была ослепительной, блестящие волосы хлынули вниз, когда она поклонилась в последний раз. Райдер почти чувствовал их мягкость на своих пальцах.