– Дева! Дева! – полетело по рядам.
И все, как один, повернулись ко входу.
Жанна вошла в собор в окружении своей свиты, весёлая и нарядная, поднимая волну приветствий даже среди знати в соборе. И оба рыцаря, не сговариваясь, подумали об одном и том же – будут ли так же прославлять дофина, когда он появится? И оба знали ответ. Но, если Ла Ир воспринимал это, как факт, вполне закономерный, то де Ре уже начинал понимать, насколько это опасно.
Наступил первый молитвенный час.
* * *
Псалмы в соборе ещё пелись, когда Шарль появился на площади.
Он слабо помнил, что происходило с ним после того, как два священника подняли его с постели, словно оживающее надгробие. Процесс облачения пережил, в собственном теле не присутствуя, и только вздрагивал от прикосновений прохладной ткани, чужих пальцев, взглядов… Взглядов он, почему-то, боялся больше всего. Какими бы они ни были, в каждом Шарль видел один лишь скрытый упрёк. И ждал. С нарастающим, омерзительно стыдным страхом, ждал, что вот-вот… вот сейчас… или при выходе из дворца, или на той вон улочке, слишком тесной, заставляющей торжественную процессию, ведущую его к собору, проползать сквозь толпу, растягиваться вдоль неё…
Шарль испуганно скосил глаза, когда люди, тянущиеся рассмотреть его получше, толкнули стражника из оцепления, и тот почти вклинился в ряды пэров, оступившись и дёрнув копьём слишком резко. Страх был минутным, но заставил замершее было сердце яростно застучать. Лицо дофина налилось кровью. Он заскрипел зубами, попытался сохранить подобающее выражение, и это ему удалось, но не было никакой гарантии, что удастся и впредь. Впереди ждала площадь, заполненная не только горожанами, но и солдатами его – якобы его – воинства и собор, полный знати, где в первых рядах все они – воевавшие с этой Жанной, да и сама она – крестьянка не на своём месте, без тени сомнения в том, что имеет на это место все права!
Шарль вдруг почувствовал, как на него ватным колпаком опустилась тишина – он вступил на площадь, слишком яркую и слишком громкую, чтобы что-то воспринимать. Разверстый портал казался драконьей пастью, готовой его поглотить, а слышимые уже псалмы – отголоском приближающейся грозы. На одеревеневших ногах, с усилием сгибая их над ступенями, дофин переступил границу, отделявшую дневной свет от кафедрального сумрака и невольно зажмурился.
Вдали у алтаря, в светлом ореоле, что-то блеснуло…
Арбалет? Меч?…
«Вот сейчас! Теперь, когда я ещё не в доме Божьем…»
На мгновение жизнь для Шарля остановилась.
Но нет. Из тающего прохладного мрака донеслось только почтительное шарканье многочисленной поворачивающейся к нему толпы и шум общего поклона. Началась молитва на появление короля и собор словно расступился перед Шарлем. «Никаких привязанностей! – лихорадочно твердил его мозг, пока тело шло к хорам, ещё не веря, что можно расслабиться. – Никаких больше! Это моя жертва, моя плата за корону! – взгляд Шарля скользнул по лицам по обе стороны прохода… подданные, приближённые, знать… – Меня всё-равно никто не любит и никогда не любил, почему я сам должен любить и слушать кого-то?.. – ещё взгляд по надменному лицу Ришемона, по сдержанно-холодным глазам матушки, по лицам тех, кто стоит рядом… – Справедливость? Что ж, если сегодня ничего страшного не случится, я буду знать, что прав…».