И если он поймёт, что она его действительно любит, тут же уйдёт.
И что же ей теперь делать?
Сказать, что не любит его и остаться… или же сказать правду, чем оттолкнуть его навсегда?
Она закрыла глаза, и слёзы взяли верх над смехом.
— Ох, Виллем.
Только время покажет, судорожно подумала она. Время – это то, что больше всего ей нужно, время дать ему понять, что он ошибается, время открыть ему новые обличия любви и что её чувства абсолютно иные, нежели у его родителей.
Её любовь… не знает границ.
Её любовь… продолжительна.
Её любовь… уступчива.
— Теперь ты понимаешь? — Хрипло спросил он.
Она медленно кивнула.
— Д-да, — теперь, она поняла Нужно лгать. Ради того, чтобы быть с ним, открыть ему глаза, и научить своему способу любить, она будет лгать, что не любит его.
Их взгляды встретились.
— Ты прав, — прошептала она, — я в-вероятно не люблю тебя, но ты н-нужен мне…
Его рот вновь овладел её.
— И ты мне нужна, ангел, — его голос звучал отчаянно. — Нужна мне навсегда, — он начал что-то ещё говорить, но тут снаружи послышались голоса.
Глаза Серенити стали размером с блюдца.
— Серенити, ты тут?
Видя панику на лице Серенити, Виллем приложил палец к губам, напоминая ей хранить молчание. В то же время, он отпустил её, а сам опустился на небольшой пуф в углу кабинки, затем притянув Серенити себе между ног, упёрся стопами по разные стороны двери.
Если кто-то захочет заглянуть под дверь, ни за что не догадается, что она тут не одна.
— Серенити! — В голосе Мелани слышалось нетерпение.
— Ответь ей, — одними губами произнёс Виллем.
— Я-я з-здесь, Мелани, — сказав это, Серенити почувствовала, как миллиардер привлекает её ближе к себе, и её глаза немедленно расширились от тревоги.
— Почему ты так долго не отвечала? — Это уже с подозрением спросила Шейн.
— Это в-всё этот к-купальник, — её миллиардер озорно улыбался ей. Озорно. Виллем де Конаи в приподнятом настроении. Она была в восторге.
— Что там с ним? — Потребовала Шейн.
— Он слишком г-гламурный, — её дыхание перехватило, когда Виллем развернул её к себе спиной. Сглатывая, она ответила. — Слишком гламурный для меня, — Виллем медленно потянул молнию её платья вниз.
Шейн и Мелани разразились смехом.
— Конечно, он будет гламурным, — возразила мачеха. — Знаешь ли, это «Дом плюща».
— И-извините, — она едва могла говорить, т.к. Виллем медленно оставлял поцелуи на её оголённом позвоночнике.
— Я клянусь, Серенити, ты такая провинциалка, — давилась со смеху Шейн.
— И-извините, — это было единственное слово, которое вспомнила Серенити, потому что Виллем повернул её к себе лицом, и уже спускал платье с её плеч. Оно соскользнуло по рукам, прежде, чем шёлковой лужицей упасть к её ногам.